Раненые звезды - [75]

– Нифига себе! – удивился Кай, – зачем тебе, конечно, не сообщили.

– Нет, конечно. Слушай, если что – ты езжай один. Погреешь мне место, лады?

– С ума сошёл? – возмутился напарник, – буду тебя дожидаться. Без тебя там не интересно.

– Я серьезно. Ты заслужил – после того, что было сегодня.

– Так ты тоже!

– Так я и не отказываюсь! – улыбнулся я, – в общем, как хочешь, но я бы на твоем месте поехал.

– Дождусь, – упрямо сказал Кай.

Коммодор. Я не без труда подобрал аналог звания, в котором находился командующий полигоном. Во-первых, он формально подчинялся флотскому командованию – обычному, морскому, не космическому. Так исторически повелось. В большинстве марсианских стран, еще до выхода в космос, силы специальных операций включались именно во флотское командование. Даже их аналог ВДВ были моряками, и совмещали функционал морского и воздушного десанта. Были редкие исключения – но это считалось экзотикой. А во-вторых, это звание было выше аналога нашего капраза, но ниже – контр-адмирала. Поэтому пришлось воспользоваться системой, принятой в британском флоте.

У Коммодора, разумеется, было имя. Мужские имена в большинстве марсианских культур имели корни в животном мире. Мальчиков называли разными храбрыми и устрашающими зверями. А, поскольку биосфера на планете, очевидно, имела общие генетические корни с биосферой на будущей Земле, как правило, подобрать более-менее близкое животное для соответствия имени труда не составляло. Кай был исключением. Его имя означало «бой, битва», на том языке, который был родным для его матери.

Коммодор Волк встретил меня у дверей своей приёмной. Это был седеющий серокожий мужчина, худощавый, как все марсиане, с бледными зеленоватыми глазами. Если бы не серая кожа – он мог бы даже сойти за землянина. Значит, по местным меркам, он был очень крепким, как полагается военному. Серая кожа и зелёные глаза – признак одной из двенадцати основных марсианских рас.

– Служу планете и Аресу! – произнес я уставную фразу приветствия старшего офицера.

– Вольно, офицер-кадет, – ответил Волк, – проходи. Разговор есть, – он указал на дверь своего кабинета.

Окна помещения выходили на Стену: сооружение, высотой в полтора километра, которое издалека можно было принять за естественный горный хребет. Лучи заходящего солнца окрашивали серый камень в зеленовато-сиреневый цвет. Кое-где загорались огоньки контрольных пунктов и периметра охраны.

Я вздохнул, и занял предложенное кресло.

– Кто ты, Гриша? – безо всякого перехода начал Коммодор.

Моё сердце пустилось в галоп, ладони мгновенно вспотели. Наверно, подсознательно я ждал этого разговора: невозможно скрывать свою истинную природу вечно. Но только что делать сейчас? Рассказать правду? И что со мной будет? Дурка вместо полигона? Или, что еще хуже – лаборатория и пожизненная изоляция?

Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове, пока я обдумывал ответ.

– Думаю, ты и сам этого не понимаешь, – Волк покачал головой.

Я, уже набрав было в грудь воздуха для ответа, медленно выдохнул, и стал ждать продолжения.

– Ты ставишь в тупик весь научный корпус нашего родного мира, – продолжал Волк, – твои реакции выходят далеко за пределы теоретически программируемых на генетическом уровне. Твои навыки уникальны. Твои приемы борьбы неизвестны науке. И что нам с этим делать? – он вздохнул, и пристально поглядел на меня. Почесал переносицу, потом продолжил: – извини, парень. Ты, конечно, не можешь понимать, что с тобой происходит. Знаешь. А поначалу мы подозревали в тебе хитрого агента – конструкта, засланного фаэтонцами, хоть наша разведка и была совершенно убеждена, что они не доросли до такого уровня технологий. Одно дело – создать человека, способного жить в условиях высокой гравитации, и совсем другое – создать шпиона, идеально имитирующего амнезию, но затем демонстрирующего невиданные навыки… что-то не сходится, верно?

– Если ты считаешь, что я могу представлять опасность – дай команду меня изолировать. Отправить на орбиту. Уничтожить, в конце концов, – я продолжал играть. Говорил то, что должен был бы сказать марсианский боевой конструкт.

– Нет-нет, – Волк покачал головой, – мы совершенно уверены, что ты наш. Иначе ты бы не дошёл до уровня полигона. Но остаётся открытым вопрос, что с тобой произошло там, в космосе. Не поверишь – но даже некоторые наши ученые всерьез считают, что ты подвергся некому скрытому воздействую эгрегора культа Ареса. Что тебя коснулся сам бог войны. И дал тебе новые силы.

Я осенил себя знаменем Пики (Кай научил).

– Вот-вот, – Коммодор грустно усмехнулся, – в общем, просьба к тебе. Если вдруг у тебя самого есть какое-то… скажем, объяснение тому, что с тобой происходит – поделись. Договорились?

– Принято, Коммодор, – снова по уставу ответил я, и уже собрался было подняться, но Волк остановил меня жестом.

– А теперь о главном. Ради чего я послал за тобой, несмотря на заслуженное увольнение.

– Служу планете и Аресу! – повторил я.

– Гриша… – он снова вздохнул, – скажу прямо: мы в отчаянии. Есть серьезный риск, что наши враги могут получить подавляющее преимущество. Мы почти опоздали, но еще остается крохотный шанс, небольшое окно возможностей, чтобы обратить ситуацию в свою пользу. И после сегодняшнего полигона я могу сказать: ты дал надежду не только мне. Ты дал надежду всему нашему миру.