Ральф де Брикассар - [7]

— Я считаю, — говорила миссис Джексон, — что если человек твердо настроился не заболеть, он никогда не заболеет.

Вот такие проблемы, во всем виновата сама Вирджиния.

Но в это утро тайное недовольство Вирджинии вызывало даже не это уже привычное брюзжание матери, а то, что ее называли «Вурж». Девушку называли так уже двадцать девять лет, но сегодня она неожиданно почувствовала, что не хочет, чтобы ее так называли и дальше. Ее полное имя было Вирджиния Джейн. Вирджиния Джейн — это тоже было ужасно, но девушке нравилось просто — Вирджиния. Ей говорили, что это имя для нее выбрал сам Эван Коутс, ее дед по линии матери. Отец ребенка добавил к нему «Джейн», и вся эта сложная конструкция в конце концов превратилась в прозвище «Вурж». С самого детства она не помнила, чтобы кто-то, кроме посторонних, называл ее Вирджинией.

— Мама, — кротко попросила именинница, — не могли бы вы называть меня все-таки Вирджинией? Вурж кажется мне слишком… мне не нравится это имя.

Миссис Джексон с изумлением посмотрела на дочь. Она носила очки с невероятно сильными линзами, поэтому ее лицо имело такое выражение, как будто она уже заранее ни с чем не согласна. Хотя дело было не только в выражении лица. Вот и сейчас она недовольно спросила:

— А что плохого в «Вурж»?

— Оно… мне кажется слишком детским, — Вирджиния решила держаться до конца.

— И всего-то? — насмешливо улыбнулась миссис Джексон, урожденная Коутс, а Вирджиния с детства знала, что улыбка Коутсов тоже была не из приятных. — В таком случае это имя особенно подходит тебе. Ты еще во всех отношениях недостаточно взрослая, мое дорогое сокровище.

— Но мне двадцать девять лет! — в отчаянии воскликнула «дорогое сокровище».

— Я бы не объявляла этого во всеуслышание на твоем месте, милочка. Двадцать девять лет! Я была уже девять лет замужем, когда мне исполнилось двадцать девять, — жестко сказала миссис Джексон.

— А я вышла замуж в семнадцать, — с гордостью заявила кузина Мелисандра.

Вирджиния украдкой посмотрела на них обеих. Миссис Джексон, если не принимать во внимание эти ужасные очки и нос крючком, делавший ее похожей на попугая больше, чем походил на него сам попугай, была все-таки не совсем безобразна. В двадцать лет она, может быть, была даже красива. Но кузина Мелисандра!? И тем не менее Мелисандра Джексон в один прекрасный день сумела возбудить желание у мужчины, и Вирджиния чувствовала, что кузина, с ее плоским морщинистым лицом, с бородавкой на курносом носу, торчащими на подбородке волосками, блеклыми впавшими глазами и тонкими, утопающими в складках морщин губами, — все-таки имела перед ней преимущество. И это преимущество давало ей право смотреть на Вирджинию сверху вниз. Кроме того, кузина Мелисандра была нужна миссис Джексон. Вирджиния уже хорошо знала, как эти две вещи связаны между собой: быть желанной и быть нужной. Сама она была никому не нужна и не сомневалась, что никто не будет сожалеть, если она неожиданно уйдет из этой жизни. Для матери она была предметом разочарования, да и никто другой не любил девушку. У нее не было даже подруги, которая могла бы скрасить ее одиночество.

— Вурж, ты не доела корки, — укоризненно напомнила ей миссис Джексон.

Дождь лил, не переставая, до обеда. И все это время Вирджиния составляла из кусочков стеганое одеяло. Она ненавидела это занятие еще и потому, что в нем совершенно не было никакой необходимости. Дом и без того был полон стеганых одеял. Миссис Джексон начала собирать их, когда Вирджинии исполнилось семнадцать лет, и продолжала до сих пор, хотя в судьбе Вирджинии ничего не предвещало, что они могут ей когда-то пригодиться. И все-таки она должна была изо дня в день, кусочек к кусочку, собирать эти противные стеганые одеяла, только лишь для того, чтобы работать. Праздность всегда считалась крайним грехом в доме Джексонов. Когда Вирджиния была ребенком, по вечерам ее заставляли записывать в ненавистном маленьком черном блокноте каждую минуту, которую днем она провела в безделье. По воскресеньям мать складывала эти минуты вместе и заставляла их замаливать.

Вот и сегодня Вирджиния провела в праздности только десять минут. По крайней мере, миссис Джексон и кузина Мелисандра назвали бы это праздностью. Вирджиния пошла к себе в комнату, чтобы взять более удобный наперсток, и с виноватым видом открыла наугад «Урожай чертополоха».

«Леса так человечны, — писал Фрэнк Стеджер. — что для того, чтобы постичь их, нужно с ними жить. Случайные прогулки по ним, хождение по протоптанным дорожкам никогда не приведут к тесной близости с ними. Если мы хотим подружиться с лесом, мы должны изучить его и завоевать его доверие частыми, благоговейными посещениями в разное время дня: утром, в полдень и в полночь, во все времена года: весной, летом, осенью, зимой. Иначе мы так никогда и не узнаем леса.

У лесов есть свое эффективное средство чувствовать друзей на расстоянии и закрывать свои сердца перед посторонними созерцателями. Бесполезно обращаться к лесам с иной точки зрения, чем чистая любовь к ним: они сразу же раскроют наш замысел и спрячут свои самые дорогие, самые древние секреты от нас. Но если леса поймут, что мы пришли к ним только потому, что мы их любим, они окажутся добры к нам, одарят нас сокровищами красоты и восторга, чего не найдешь и не купишь ни на одном рынке.