Ральф де Брикассар - [101]

Смутное беспокойство отразилось на лице Ральфа. Нет, до осознанной тревоги еще было далеко — однако его сознание, как часовой, уже заступало на стражу. Другими словами, он был близок к тому, чтобы что-то заподозрить. Догадавшись об этом шестым чувством, Вирджиния едва не лишилась самообладания. К счастью, ужин закончился.

— Ты идешь работать? — вежливо спросила она.

— Да, и ты приходи, — ответил Ральф.

Вирджиния совсем забыла, что в последнее время, когда муж работал дома, она с книгой устраивалась в его кабинете. Так повелось с тех пор, когда она решила посвятить себя его счастью.

Всплывшие в памяти воспоминания о том прекрасном и чистом обещании расстроили ее, но таиться от Ральфа она не стала. Правда, устроившись в кресле, в котором привыкла проводить время, твердо решила, что прибегнет к малейшему удачному поводу, лишь бы остаться одной. Ведь это и честней, и лучше, чем притворная интимность. Вирджиния огляделась. Эта строгая, благородная комната, сплошь уставленная книжными шкафами, мягкое освещения, а над всем — сосредоточенное благородное лицо Ральфа… Как соединить все это с разухабистыми картинками с 15-й улицы, которые вновь обступили ее? Находясь в таком замешательстве, она даже не замечала внимательных взглядов, которые время от времени бросал на нее муж. Вирджиния вдруг услышала, что он встает. Спешно устремив взор в книгу, она поняла, что держит ее вверх ногами. Времени на то, чтобы перевернуть ее, у нее уже не оставалось, и Ральф сделал вид, что он этого не заметил.

— Тебе хочется побыть одной, — сказал он. — Так что лучше иди спать.

Никогда прежде Вирджиния не замечала в нем такой твердости. Она послушно поднялась и направилась к себе. Выждав несколько секунд, Ральф остановил ее вопросом:

— Ты не хочешь поцеловать меня на ночь?..

Вирджиния остановилась как вкопанная, с минуту постояла, не поворачиваясь к мужу, и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

У себя в спальне она зарылась в подушки, чтоб заглушить рыдания. Терпение иссякло. Страстная мольба вырывалась вместе со стонами из ее уст: только бы избежать разоблачения… сегодня… в последний раз… и все будет кончено…

Порыв был настолько сильным и искренним, что она в очередной раз поверила в себя и немного успокоилась. Время приближалось к полуночи, Вирджиния, собравшаяся наконец спать, сняла платье, белье и вдруг увидела свое отражение в зеркале, к которому тут же присоединила еще два обнаженных тела — Дэзи и Эдны. Легкое удовольствие от этого видения сменилось убеждением в собственной полной и окончательной порочности. «Любые обещания — блеф. Я зашла слишком далеко. Мне не остановиться, — с горечью думала Вирджиния. — Но больше я не могу так жить, не могу обманывать Ральфа. Наверное, мне надо уйти от него, но как ему сказать об этом, ведь он спросит о причине… И куда же я уйду? Возвращаться в Хайворт? Ни за что! Уж лучше умереть. Может быть, я еще сумею избавиться от этого наваждения. А впрочем, стоит ли беспокоиться об этом? Все равно я долго не проживу. Что бы ни говорил Ральф, он меня просто успокаивает, а разве он может по-другому, милый великодушный Ральф? Только бы он не догадался, с какой порочной женщиной соединила его судьба…» Чтобы дольше не травить душу и хотя бы сегодня избежать мучительных самоистязаний, которые ненароком могли выдать ее и заставить во всем признаться Ральфу, она приняла снотворное и скоро забылась в тяжелом сне.

Ее разбудил Ральф. Он стоял рядом и смотрел на жену странным пронзительным взглядом, выражавшим то ли боль, то ли изумление, то ли еще что-то, чему она не находила слов. Эти глаза только что снились Вирджинии, и она готова была вот-вот выложить им все свои тайны. Но то был сон, а здесь явь. На лице женщины появилось выражение приговоренного к смертной казни человека. Кто знает, может быть, Ральф и не собирался говорить с ней, но ее гримаса подтолкнула его:

— Вирджиния, это не может больше продолжаться, — отрывисто сказал он, — я не хочу, чтобы ты боялась меня. Ты слишком честная для такой игры. Что с тобой творится? Ты можешь рассказать мне все. Я понимаю, ты хочешь пощадить меня и поэтому боишься открыться. Ты не доверяешь мне, даже если я предлагаю тебе помощь. Послушай, только не волнуйся, я говорю с тобой, как обычно… очень спокойно. Может быть, ты любишь кого-то? Ты мне не изменила, я уверен… Но, может быть, ты кем-то увлеклась и страдаешь, боишься своим признанием причинить мне боль? Но так мне еще хуже…

Взрыв резкого, ядовитого смеха остановил Ральфа. Вирджиния заговорила сбивчиво и неистово:

— Другой? У меня появился другой?! Как ты мог?! Я люблю тебя и всю жизнь буду благодарна тебе за то, что ты для меня сделал. Я никого больше не смогу полюбить, кроме тебя, мой любимый, моя надежда… Я твоя полностью… Но разве я не могу иногда быть нервной? Я отдам жизнь ради твоего счастья, хотя мне и жить-то осталось…

Вирджиния не договорила. Ужас и растерянность, которые только недавно сковывали все ее существо, словно испарились. Ральф ни о чем не догадывается! Вирджинию захлестнуло ликование, и в ее влажных блестящих глазах засияло такое обожание, что Ральф даже растерялся и почувствовал угрызения совести от того, что у него появились такие нелепые предположения. Конечно, она изменилась, но всему виной тяжелая болезнь, которая напугала ее и заставила думать о неминуемой смерти. Отсюда нервозность и приступы меланхолии.