Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой - [9]

Для меня юность - прежде всего годы студенческие. Без них, скажу Вам, и юность бы не состоялась. Я так полагаю. И думаю, что без них не состоялись бы и мы сами. Не было бы нас...

- Были бы. Только были бы другими.

- Согласна. Я определяю юность как время душевной поэзии, самоутверждения, поиска истины, ответов на извечные человеческие проблемы. Но что отличало мою юность? Что было связано с нею?

Послевоенные годы страны. Особое время в нашей отечественной истории. Эти годы вместили в себя так много: и трагического, и героического... Поднимались заводы, электростанции, города и села, возрождалась к жизни искалеченная войной земля.

Господи! Как мы радовались всему, гордились. Хотя продолжали жить невероятно трудно. В колхозах трудодень был такой мизерный, пустой, что говорили: "Работаем за палочки". В магазинах, в быту не было самого необходимого. Огромные трудности с жильем...

Да, многое вместили эти годы. Испытание атомной, а затем и водородной бомбы. Конец монополии Соединенных Штатов на ядерное вооружение. Варшавский Договор. Новые тревоги за судьбу так дорого оплаченного мира. Поймите, все это не отвлеченные вещи. Все это очень важно для понимания нас, нашей юности.

Но и это не все. Были "Ленинградское дело партийных работников"... "Дело московских врачей"... Для победившего, ценой неимоверных жертв и страданий перемогшего беду народа, для того нравственного и социального опыта, который вынес он из войны, - эти последние конвульсии сталинизма были особенно унизительны.

5 марта 1953 года скончался И.Сталин - мы тогда были в Москве...

О чем я сейчас подумала? Жизнь человека складывается из определенных внешних обстоятельств, событий, его собственных действий, поступков. И - из жизни внутренней. Воспроизвести, конечно, легче первую, внешнюю сторону. Труднее - внутреннюю. Но, согласитесь, смысл и сущность жизни в их единстве, взаимообусловленности. Внутреннее состояние, мир человека, гамма чувств, владеющих его душой, - именно они часто являются определяющими в принятии человеком тех или иных решений, в совершении тех или иных поступков. Но зафиксировать их сложнее...

Итак, 1949 год. Я еду в Москву. Еду учиться...

В душе у меня, впервые самостоятельно отправившейся в столь дальнее путешествие, грусть. Грусть расставания с родными. Расставания со школьными друзьями. Те, кто провожал меня на платформе, так и стояли перед глазами. Расставания с обжитым, понятным миром. Грусть и тревога. Начало неизведанного, уже самостоятельного жизненного пути. А временами тревога и печаль - просто толчками - вытесняются вдруг ощущением счастья, радости и гордости, сознанием того, что буду учиться в Москве! Москва, ее Красная площадь, памятники, музеи, театры, библиотеки - все это становится моим. Буду учиться в Московском государственном университете, где учились многие столпы отечественной науки и культуры. В общем, еду на поезде, но временами кажется - лечу на крыльях.

Университет - моя "альма-матер"... Наша с Михаилом Сергеевичем "альма-матер". В значительной мере он определил и личностное становление, и в целом наш дальнейший жизненный путь.

Мы были вторым послевоенным набором студенчества. Мое поколение, поколение семнадцатилетних, пришло в университет со школьной скамьи. Но среди первокурсников было и много взрослых, тридцати- и даже тридцатипятилетних. "Стариков", как мы их тогда называли. Те, кто в годы войны по разным причинам прерывал учебу: находился на оккупированной территории, работал где-то, партизанил, был эвакуирован или просто не мог раньше учиться. Но большинство "стариков" - это были демобилизованные фронтовики, так и не снявшие шинель, военную форму за все годы студенчества...

Университет собрал нас из самых разных уголков страны. Русские, узбеки, украинцы, белорусы, казахи, азербайджанцы, евреи, армяне, латыши, киргизы, грузины, туркмены и все-все... Сколок самой страны.

Учились с нами и иностранцы. Албанцы, болгары, югославы, чехи... Они и жили в одних комнатах с нами. Немцы, испанцы, корейцы, китайцы, вьетнамцы...

Все мы были рядом. Занимались вместе в одних и тех же библиотеках, в одних и тех же аудиториях. Сдавали экзамены, писали дипломные работы, ели в общих столовых. Дружили, женились, выходили замуж. Дух молодости товарищества - это и был воздух университета. И еще - всех нас в те годы объединял оптимизм. Молодость, ощущение, просто осязание своей молодости, товарищества и оптимизм. Бог знает, откуда мы его брали, но то было так. Оптимизм объединял нас. А может быть, просто я так воспринимала жизнь? Нет, пусть в моем восприятии, но это был все-таки именно оптимизм...

И я горжусь, когда вижу, наблюдаю или слышу по каким-то долетающим до меня отголоскам, что эти пройденные, прокатившиеся, в том числе и по каждому из нас, годы не отняли, не растоптали у тех, кто был тогда с нами, юношеское, студенческое чувство братства и человечности. Не отняли...

Она делает паузу и повторяет после нее:

- У большинства не отняли. По крайней мере у тех, с кем доводится или доводилось общаться мне. Вот недавно не стало Мераба Мамардашвили. Он мой однокурсник. Грузин, ставший крупным авторитетом в мире философской науки. Женился на девушке из моей комнаты, с которой я несколько лет прожила вместе. Поэтому мы и были особенно близки. Мераб - один из постоянных гостей в нашей девичьей комнате. Их было несколько человек. Завсегдатаи нашей комнаты - мы к ним привыкли. Мераб женился на одной моей подруге, а социолог Юрий Левада - на другой.