Рафферти - [68]

— Я бы сказал, что ты спятил, Томми, — ответил он.

— Почему? — нахмурился Фаричетти. — Почему бы мне этого не сделать? Я работаю в союзе уже…

— Послушай, — сказал Рафферти, — приди в себя. За тобой целый список уголовных дел. Всю свою жизнь ты занимался рэкетом. Неужто ты действительно полагаешь…

— У многих из тех, кто сидит в комитетах, уголовное прошлое, — возразил Томми.

— Знаю, — отмахнулся Рафферти. — Но не в солидных комитетах. И еще одно. За ребятами с уголовным прошлым, которые занимают действительно высокие посты, числятся совсем не такие дела, как за тобой. Они влипли в драках, в пикетах или на других профсоюзных делах. Вот в чем разница.

— Ты хочешь сказать, что у меня нет никаких шансов, что меня не поддержат…

— Хочешь знать правду? — спросил Рафферти. — Пожалуйста, скажу. Не тебе вершить дела в профсоюзном движении. Я тебя люблю и могу сказать по секрету, что люди, которые сидят наверху и занимают посты повыше меня, слышали про тебя и считают, что ты нам вполне подходишь. Но чтобы заправлять региональным комитетом, об этом и речи быть не может. В ту минуту, когда ты поднимешь голову, найдется, по меньшей мере, с полсотни людей, готовых тебя свалить. Пока ты сидишь на своем месте и вершишь свои дела, как вершил до сих пор, все в порядке, и в нужных местах у тебя есть друзья, сам знаешь. Но если ты сотворишь что-нибудь такое, что придется твоим друзьям не по вкусу, — не хотелось бы мне говорить этого, — тебя ждет конец.

С тех пор он знал свое место и не питал больше никаких иллюзий в отношении карьеры, во всяком случае в ПСТР. Он смирился, но если бы не та беда, что стряслась вскоре, отношения с Рафферти после их разговора у него определенно бы охладились. Тут же Рафферти представилась возможность раз и навсегда доказать свою дружбу.

Случившееся произошло по вине Томми, и он это знал. Конечно, ему не повезло, но он сам был виноват. Он пожадничал. В Куинзе у одного человека была небольшая мойка для машин, и, угрожая науськать против него рабочих, Томми регулярно вытряхивал из него пятьдесят долларов в неделю. А когда, проверив, выяснил, что предприятие это процветает, повысил требования. Он захотел сто пятьдесят долларов, но владелец запротестовал, и Томми послал к нему парочку подходящих молодцов, которые устроили там настоящий погром. Тогда этот человек пришел и предложил заплатить. Он заплатил, но мечеными деньгами.

Томми взяли прямо с поличным. Его обвинили в вымогательстве и как следует прижали. Один из тех, кого он послал громить станцию, оказался заячьей душой и раскололся. Прокурору даже не пришлось особенно стараться. Томми нанял хорошего адвоката, но тот ничем не смог ему помочь. Он получил очередной нокдаун — третью судимость в штате Нью-Йорк.

Его отправили в Синг-Синг с приговором от двух до пяти лет, и он отсидел три года. Он вышел конченым человеком. Шайка его распалась, он был в отчаянии. И вот тут Рафферти нашел ему работу коммивояжера, чтобы те, кто его освободил досрочно, заткнулись. А потом сам приехал в Нью-Йорк, и они встретились.

Рафферти выложил ему все, что он о нем думал.

— Ты сделал глупость, Томми, — сказал он. — Страшную глупость. И мы, твои друзья, были очень огорчены. Да ты и сам, наверное, жалеешь. Но сделанного не воротишь. Подумаем лучше о будущем. Вот что мы придумали. Комитетом 1670 правит один парень по имени Стив Калек. Работник он слабый, но за его спиной можно держаться. Ты влезешь в этот комитет — будешь там штатным сотрудником — и постепенно приберешь его к рукам. Калек будет знать, что ты от нас. Я хочу, чтобы ты всех там объединил и как следует сцементировал. Но только никаких глупостей. А через год-другой, если все будет в порядке, сделаем тебя секретарем. — Он помолчал, а потом спросил:

— А как у тебя с деньгами?

— Никак, — ответил Томми. — Если бы не мой адвокат, то у меня конфисковали бы и дом, и…

— Знаю, — перебил Рафферти. — Вот возьми, пока не устроишься. — Он вытащил пачку денег, отсчитал несколько купюр и сунул их Томми. — Здесь пять тысяч, — сказал он. — Если понадобится еще, свистни.

Томми принялся было что-то говорить, благодарить, уверять, что обязательно вернет деньги, как только у него поправятся дела, но Рафферти опять перебил его.

— Это не взаймы, — сказал он. — Это в знак признательности. И забудь о них.

Таковы были их отношения и по сей день. Рафферти помогал ему, поддерживал его, а он, в свою очередь, оказывал ему разные услуги. Он всегда чувствовал себя как бы в долгу, ему постоянно хотелось чем-нибудь отплатить Рафферти, и вот наконец такая возможность представилась.

Случилось это около семи месяцев назад. В ту же минуту, когда Рафферти поздно вечером позвонил ему домой из Лос-Анджелеса, он сразу понял, что произошло что-то важное.

— Завтра я прилетаю в Нью-Йорк, — сказал Рафферти. — Нам нужно повидаться, Томми.

— Хорошо, — согласился Фаричетти. — Где мы встретимся? У меня в комитете?

— Нет, Томми, не в комитете. Давай в «Коммодоре».

— В какое время, Джек?

— Я не собираюсь там останавливаться, — пояснил Рафферти. — Встретимся в баре. Повидаюсь с тобой и сразу же лечу обратно.