Рафферти - [22]

На лестнице Марта вдруг остановилась. На память ей пришли слова Энн о том, что отец почти не бывает дома, об «отвратительной развалюхе», о деньгах, которые якобы зарабатывает ее, Марты, фирма, и обо всем остальном. Стоя посредине лестницы, Марта впервые серьезно задумалась над всем, что услышала сегодня утром во время телепередачи, когда Джек Рафферти отвечал на вопросы Объединенной следственной комиссии конгресса.

Глава седьмая

Уже семь раз подряд избиратели-республиканцы одного из штатов на Восточном побережье страны посылали в сенат Хэмилтона Тилдена. Высокий, плотный, со снежно-белыми волосами и здоровым цветом лица, шестидесятипятилетний сенатор являл собой традиционный тип консерватора-политикана, каким в действительности и был. Тилдену нравилось, когда в прессе его называли одним из последних представителей «старой гвардии», и гордился, если кто-нибудь добавлял к его имени: «республиканец типа Гувера». В комиссию его направили как одного из старейших по стажу членов сената, но он и сам хотел попасть в нее — еще до того, как понял, какие возможности для саморекламы тут заложены.

Сенатор враждебно относился к профдвижению и не скрывал этого. И не только потому, что, по его мнению (конечно, ошибочному), точно так же относились к профдвижению избиратели, которых он представлял, но и в силу своих убеждений. Сенатор соглашался, что рабочие нужны, что без них не обойдешься, однако с пеной у рта возражал против существования «всяких там профсоюзов», считая их такими же, хотя и видоизмененными, монополиями, как все те промышленные гиганты, которые в начале текущего столетия были поставлены под наблюдение правительства в соответствии с законом Уолша.

Несмотря на чванливость и склонность к пустопорожней болтовне, сенатора нельзя было назвать дураком. Наоборот, он обладал и умом и определенными взглядами, хотя вот уже лет двадцать не обновлял и не пополнял свой умственный багаж. Это не мешало ему, однако, оставаться политиком-реалистом, умеющим, когда нужно, пойти на компромисс.

В отличие от некоторых других членов комиссии Тилден тщательно ознакомился с материалами расследования, внимательно изучил результаты работы следователей, не раз подробно побеседовал с главным юрисконсультом. Он хорошо понимал, что трибуну комиссии можно с успехом использовать для резкой критики профсоюзов, всячески раздувая вопиющие злоупотребления профсоюзной верхушки. Впрочем, он понимал и другое: что, вообще-то говоря, это палка о двух концах, поскольку хозяева часто были виноваты в беспорядках не меньше, чем профсоюзное руководство.

Тилден не сомневался, что кое-кто из членов комиссии — особенно сенатор Эрли, сам некогда профсоюзный работник, — приложат все усилия, чтобы не позволить скомпрометировать профсоюзы в целом, и потому готовился любой ценой отстаивать интересы предпринимателей и директоров. Он считался с Эрли, даже, пожалуй, уважал его, несмотря на различие политических взглядов, но собирался всячески мешать ему и тем самым дать возможность Эймсу до конца использовать все без исключения добытые следователями материалы о злоупотреблениях и взяточничестве.

Бывая в Вашингтоне на сессиях в Капитолии, сенатор, когда позволяло время, завтракал в ресторане «Харви» — здесь для него всегда оставляли столик. Обычно он выпивал стаканчик крепкого виски, чуть разбавленного водой, и плотно закусывал, хотя потом частенько страдал желудком.

Однако в тот день сенатор ел совсем мало и вовсе не пил виски: он хотел избежать обычных последствий плотного завтрака и после перерыва обязательно присутствовать на заседании комиссии. Кроме того, он решил вернуться в зал заседаний пораньше и заблаговременно переговорить с председателем комиссии и Эймсом. Сенатор так и сделал, однако ему пришлось просидеть в одиночестве чуть не полчаса, пока в специально отведенной для них комнате не стали собираться члены комиссии.

К счастью, первыми пришли именно Эймс и Феллоуз, и ему удалось побеседовать с ними до возвращения других. Торопливо поздоровавшись, Тилден сразу же заговорил о том, что его интересовало больше всего.

— Какой неожиданный поворот событий! — заметил он. — Совершенно неожиданный.

— Да, да, — довольно равнодушно согласился Феллоуз.

— Меня Рафферти уже давно перестал удивлять, — с некоторым самодовольством заявил Эймс. По обыкновению Тилдену показалось, что главный юрисконсульт держится слишком уж надменно, но на этот раз он подавил чувство раздражения.

— Разумеется, — продолжал Тилден, — нам теперь придется пересмотреть нашу стратегию.

— Вовсе нет, сенатор, — возразил Эймс.

— Видите ли, мой мальчик… — Тилден с трудом заставил себя сохранять дружественный тон. — Видите ли, вы должны понять, что положение полностью меняется. Используя согласие Рафферти выступить с показаниями, мы можем получить ответы на многие из вопросов, на которые отказались отвечать предыдущие свидетели. В конце концов он первый профсоюзный деятель, изъявивший такое желание. Полагаю, мы должны пойти ему навстречу и сосредоточить наше внимание на конкретных фактах практической деятельности профсоюзов. Не все материалы, собранные вами с такой компетентностью, имеют в создавшейся ситуации существенное значение. Если я не ошибаюсь, их предполагали использовать лишь потому, что никто не ожидал согласия Рафферти отвечать на вопросы. По-моему, было бы напрасной тратой времени интересоваться, по крайней мере сейчас, его связями с различными бизнесменами и промышленниками. Поскольку Рафферти согласился давать показания, в нашу задачу входит выяснить все, к чему он имел самое непосредственное, самое прямое отношение.