Радужные крылья над миром - [105]

— Пусть так. Но дальше-то что?

— Ты о чём? — расслышав слёзы в моём голосе, подруга поднялась и заглянула мне в лицо. — Что плохого в радости Хартада?

— Ничего, конечно. Но… помнишь, я полтора года назад, когда у ледяных великанов источник восстанавливали, простудилась?

— Естественно, помню. Ты ж, бестолочь, тогда замахнулась на возродить всю долину вечных снегов и полсотни душ! Три часа в обмороке провалялась.

— А теперь припомни, как вёл себя мой драгоценный?

— Прекрасно! Он от тебя две недели не отходил, травками отпаивал, кормил с ложечки…

— Угу… До подвязывания слюнявчика оставалось всего ничего! Он на меня две недели дышать боялся, разве в туалет на руках не носил!

— Ну?

— Так я уже на третий день почти здорова была, а он…

— Ха! Терять сознание от малейшего напряжения ты называешь «почти здорова»? Или признаком отступившей болезни является жар и надрывный кашель в сопровождении обильного соплеотделения?

— Тьфу на тебя, — надулась я. — Пусть не на третий, так на седьмой. Но не в этом суть.

— Я внимательно тебя слушаю.

— На следующей неделе должен прибыть посол из Имлии, от русалок.

— Каким макаром? — недоуменно вытаращилась на меня подруга. — На хвосте прискачет? И как он собирается дышать? Русалки, вроде, больше суток вне моря не могут.

— Не могут, — подтвердила я. — Поэтому послом у них сильф. Но не в этом дело. Как я поняла, в Имлии серьёзные проблемы. Народ потихоньку пробуждается, а магии кот наплакал. Из-за слабой концентрации силы в воде, местные сильно страдают — дышать тяжело, болезни душат. Точнее посол расскажет.

— А при чём тут твоя беременность?

— Ну как же! Хартад из-за банальной простуды ночей не спал, трясся надо мной, как осиновый лист, а тут целая беременность! Думаешь, он позволит мне отправиться в Имлию? Да ни за какие коврижки! А русалки будут страдать, да?

— Это неизвестно, кто будет страдать больше, — рассеянно хмыкнула подруга: — Русалки от болезней, ты от любопытства и неуёмного стремления облагодетельствовать всех и вся в кратчайшие сроки, или Хартад от твоей дурости. Ташка, ты на пятом месяце! Скоро пузо на лоб полезет. Что будешь мужу говорить? С кефирчика пучит?

— Злая ты, — я тяжело вздохнула, сползая с камушка. — Мне и так плохо, а ты накручиваешь…

— Таш, — совсем другим тоном, ласково и мягко, протянула Алька, примирительно толкая лобастой головой в плечо. — Ну, прости! Я ведь за тебя переживаю.

— Да знаю я, знаю… — улыбнулась, погладив гладкую шкуру. — Пойду мужа искать. А то ведь тоже… волнуется.

— Хих! А ты ему сейчас — «бах», и все прочие волнения покажутся детским лепетом! Шутка ли! Жена растёт не по дням, а по часам, того и гляди лопнет!

— Как думаешь, — я покосилась на подругу, выдавая самый сокровенный страх. — Он хотя бы обрадуется?

— Ты с дуба рухнула? Откуда сомнения?!

— Понимаешь… — то, о чём я и думать боялась, отгоняя даже тень дурной мысли, вылезло наружу. — Хартад никогда не говорил о детях. Никогда! Даже когда мы в деревнях видели малышей, и то — ни слова. А вдруг он просто не хочет детей? Бывает же такое?

— Бывает, — насмешливо фыркнула Аля. — Но я уверена, это — точно не наш случай. Нельзя быть настолько мнительной, Таш! Ну, спросила бы его об этом, и всего-то.

— Ты думаешь, я не спрашивала?! — неожиданно для самой себя сорвалась я на крик. — Он всегда… Понимаешь? Всегда! Уходит от темы. Вспоминает о чём-то важном, отшучивается, принимается целовать или ещё что. А я тысячу раз подводила к этому разговор!

— Да ладно! — недоверчиво фыркнула подруга, подавшись назад от неожиданности и моего напора. — Ты, и не смогла загнать его в угол? Постеснялась спросить в лоб? Ха! Кого ты лечишь? Тебя Нарида покусала? С чего такая робость?

— Да при чём тут Нарида! — отмахнулась, обхватив плечи руками и прикусив губу. Зябко.

— Ну, так это она у нас вечно пятый угол ищет, поверить в искреннюю любовь своего драгоценного Дирнута до конца боится.

Я не боялась. Ни одной секунды не сомневалась в любви Хартада и его искренности. Конечно, у нас бывало всякое. Мы даже ругались пару раз, но как-то несерьёзно. Например, когда через год после свадьбы с визитом приехал Ирвин. Как сейчас помню…

Сижу я такая в малом зале для приёма послов. Пью чай с инкубом. Алька на стрёме, да и чай с плюшками я лично наколдовала, во избежание, так сказать. Этот… блондин глаз оторвать не может. Видно, никак не убедится в моей реальности. Оно и понятно. По слухам, могилку Хранительнице, то бишь моему прежнему телу, он самолично копал. Цветочки высаживал, оградку красил, яйца на Пасху носил. Наверное…

Насчёт оградки и крашенных яиц молва молчит, это уже я сама додумала, вернее — моё воображение. Про рыдающего горючими слезами инкуба, сидящего на кривенькой лавочке, и с надкушенным пряником возле креста, вспоминать не буду. Тем более, это — самая невинная картинка. Прочие выкрутасы фантазии и вовсе сплошной идиотизм.

Так вот… Ирвин, собственно, приехал своими глазами убедиться, что я жива. Ну и попросить прощения, конечно. Угу… только не за то! С его попыткой влюбить меня, наплевав на благополучие ребят и Альки, мы ещё в замке разобрались. По крайней мере, лично я для себя все выводы ещё тогда сделала. А вот за слухи, которые семимильными шагами разлетелись по континенту из-за могилки Хранительницы, мог бы прощения и попросить.