Радуйся, пока живой - [50]

— Понимаю, — Егоров важно склонил голову, — И не сомневаюсь, что могила. Но видишь ли, дружище, речь идет о третьих лицах. То, что я должен передать, велено передать без свидетелей… Возможно, так будет лучше для Галины Вадимовны. Безопаснее.

Галочка надула губки, фыркнула:

— Подумаешь, тайны мадридского двора. Ну и пожалуйста… Секретничайте… Только, Игнат Семенович, не забудьте, у вас встреча — и еще ехать…

Егоров проследил, как она профессионально покачивает бедрами, уходя. Одобрил:

— Знатный бабец… Не уступишь на вечерок?

В отсутствии секретарши Попрыгунчик заметно скис, торопливо опрокинул рюмку.

— Не отвлекайся, брат. Действительно встреча… ты уж извини, — и затравленно покосился в угол, где маячила бледная маска покойника.

Егоров, наклонясь к двойнику, наплел такую байку. Якобы к нему намедни обратились парни из ЦРУ, причем солидного уровня и предложили запустить через некое агентство информацию, касающуюся чести и достоинства семьи всенародноизбранного. Зачем им это нужно, он не в курсе. Да и не хочет знать: это политика, а он в политику никогда не вмешивался. Но отказаться однозначно не может. Его «Аэлита», как, наверное, Геня догадывается, тоже не без греха, и этим парням ничего не стоит его прижать. Это тебе не наши ваньки. Они веников не вяжут и сели на него основательно. Наехали так, что не продыхнуть. В буквальном смысле. Уже несколько дней пишут каждое слово, и на эту встречу, он, конечно, дико извиняется, привели на аркане. Предупредили, если вильнет, ему хана, а информацию все равно запустят по другому каналу. Егоров, войдя в игровое состояние, почувствовал привычное возбуждение. Блеф дикий и потому должен сработать. Кто бы ни стоял за Геней, они нормальные люди и вряд ли станут его потрошить в нулевую, пока не проверят подлинность дезы. Для него же сейчас главное — получить время для маневра, оторваться отсюда живьем. Хотя бы добраться до «Бьюика», где сидят тяжелодумы Витя и Сима.

— Какая информация? — сухо спросил Геня.

Егоров поглядел на него укоризненно.

— Не здесь же, дружище!

— И что ты хочешь от меня?

— Страховку. Подстрахуй меня, а башли, как обычно, пополам.

Прежний миляга Попрыгунчик в этом месте обязательно бы поинтересовался, сколько башлей и каких, но новый, воскресший, только икнул.

— Не совсем усекаю, брат. Какая страховка?

— Завтра они передадут дискету, — продолжал врать Егоров. — Я переправлю тебе копию.

— И что дальше?

— Ничего. Это и есть страховка.

— Каким образом?

Тот, старый Попрыгунчик никогда не задал бы подобного вопроса, а с этим и говорить не о чем. Похоже, паренек крутого совкового замеса, раз не улавливал полунамеков, коими в коммерческой среде пользуются так же привычно, как женщины косметикой. Но это уже не имело значения. Ставка сделана, удачная ли — выяснится через несколько минут, когда они расстанутся.

— Получишь дискету, — сказал Егоров, — сам все поймешь.

Вернулась за стол сияющая, с ярко подкрашенными губами Галина Вадимовна. Одновременно в бар вошли двое хмурых, безликих, упакованных в замшу топтунов из тех, которых обязательно видишь перед началом перестрелки. Вошли вместе, а расселись по разным углам. Ни на кого не глядели и ничего не заказывали. Егоров поежился: по его душу, по его.

— Что ж, господа, — Галина Вадимовна заговорила бойко, весело, совсем не так, как до этого, без конторского занудства. — Смею вам напомнить, время истекло.

— Еще по маленькой на дорожку? — предложил Егоров, думая о том, что если удастся выйти на улицу вместе… впрочем, это пустое. Геня — зомби, его никто стесняться не будет.

— Только по одной, — улыбнулась Галочка, уже не скрывая, что имеет особые права на сомлевшего Попрыгунчика и даже может решать, сколько ему выпить. Зенкович сказал:

— Все-таки мне не очень улыбается вмешиваться. Может, сам как-нибудь разберешься?

Егорову на мгновение стало жалко этого обреченного незнакомого парня — хоть и двойник, хоть и зомби, а чем-то до боли родной.

— Не придется ни во что вмешиваться, Генчик. Получишь дискету — и точка.

— Мне опять выйти? — пошутила Галина Вадимовна, одарив Егорова прельстительной улыбкой. В ответ он изысканно поцеловал ее руку. Встал, попрощался:

— Держись, Игнат Семенович, еще не вечер. Завтра тебе позвоню. Только не прячься, пожалуйста, от старых друганов.

— Не буду, — совсем уж потерянно буркнул Попрыгунчик.

Егоров спокойно прошел через бар, но не удержался, бросил быстрый взгляд на покойника за дальним столом, и лучше бы этого не делал. Наткнулся на пустые глазницы, в которых стоял приговор не только ему, конкретной мишени, но и всему сущему. Аж током полоснуло по нервам.

Хотел заглянуть в сортир, но не рискнул. Благополучно, никем не остановленный, добрался до выхода. Перекинулся словцом с привратником, одноруким стариком Афганычем, отставным генералом. Афганыч был облачен в красную рубаху с кушаком и черные плисовые штаны. Это было смешно, но еще забавнее он выглядел прежде, года два назад, когда его обряжали в смокинг.

— Болят старые раны, Афганыч?

Отставной генерал расплылся в сладкой, натужной улыбке.

— Болят, Глеб Захарович, почему не болеть… Чего-то давненько к нам не забредали?