Радуйся, пока живой - [30]

— Запомни, курва, не пройдет и года, как будешь в ногах валяться и умолять, чтобы я тебе глаз не выколол.

Привыкший к стерильным подковерным интригам, бывший партиец нашел в себе мужество вякнуть:

— Как вы смеете, полковник!

Санин обогнул стол и что-то нашептал ему в ухо, чего не записало подслушивающее устройство. Но, вероятно, что-то крайне неприятное, раз тот почувствовал необходимость в экстренном лечении. Дело еще в том, что начальник управления, тертый номенклатурный калач, прежде чем расставить на кого-то силки, внимательно изучал объект и про Санина знал, что тот не бросает слов на ветер.

— Грешки мне ваши ни к чему, — улыбнулся полковнику Самуилов, — хотя я не думаю, что вы ушли из конторы, погнавшись за длинным рублем.

На улыбку Санин ответил улыбкой.

— Но именно так и было, Иван Романович. Человек слаб, увы!

Самуилов никак не решался переступить опасную черту, за которой им обоим обратного хода не будет. Кстати припомнил, как сложилась судьба Санинского гонителя. Через некоторое время новые хозяева сковырнули его самого из органов за ненадобностью (слишком засветился), пристроили сопредседателем в богатое общественное движение «За экономическую волю», то есть за былые заслуги не оставили попечением, но радовался сиятельный перевертыш недолго. Вдруг, как гром среди ясного неба, прокуратура завела уголовное дело, взяла с бедолаги подписку о невыезде, и он с превеликим трудом вырвался за пределы рыночной России, и теперь метался по заграницам, оседая то в Вене, то в Париже, нигде не находя надежного приюта. За злоупотребление служебным положением, взятки и растрату казенных средств над ним повисла резиновая статья — от десяти лет до высшей меры. Самуилов не сомневался, что полковник приложил к этому руку, используя сохранившиеся связи, подкинул в нужный момент и в нужное место горяченький матерьялец. Сдержал слово, хотя не совсем так, как обещал.

Полковник Санин ни единым движением не нарушал затянувшуюся паузу, желудевые глаза сияли таким простодушием, что Самуилов порадовался за него.

— Скажи, Павел Арнольдович, — со вздохом начал Самуилов. — Не надоело тебе ваньку валять?

— Не понимаю? — вскинулся полковник, послав чуть вперед могучее тело.

— Хорошо, хорошо, не понимаете и не надо, — Самуилов с повторным вздохом достал из кейса бумаги, разложил перед ним. — Полюбопытствуйте, Павел Арнольдович… Вот, поглядите, убийство банкира Моргулиса… А вот покушение на губернатора Треплева… А это — пожар на Грозненском трубопроводе… А это — авария на Симферопольском шоссе, видите, семь трупаков и среди них не кто иной, как сам Стефан Давыдович Переяславцев… Там еще много такого, почитайте, забавные все истории.

Полковник дисциплинированно, но мельком просмотрел бумаги, поднял на собеседника просветленный взгляд:

— Действительно интересно… Столько невинных жертв — и сплошь загадки. Сплошь висяки. Прежде такого не бывало. Но ведь время лихое, Иван Романович, нехорошее время. Для криминала раздолье. Как говорится, кому война, а кому — мать родна.

Не обратив внимания на издевку, Самуилов продемонстрировал еще один отксеренный документ.

— А это, дорогой полковник, график ваших таинственных несанкционированных отлучек. Поразительные совпадения, не правда ли? Тютелька-в-тютельку. Даже не верится, что можно так наследить.

Санин ознакомился с графиком, где скрупулезно были зафиксированы не только дни, но и часы его исчезновений. Его лицо ничуть не изменилось, но словно самую малость подсохло.

— Кажется, пугать изволите, Иван Романович? Но это же глупо, бесперспективно.

— Не совсем так, — генерал в третий раз вздохнул, отчего могло сложиться впечатление, что он перемогает почечную колику, — Насчет перспективности не совсем так. Да вы сами понимаете. Отыскать свидетелей вашего пребывания в тех местах — плевое дело. А дальше только потянуть… Но это так, к слову. Не берите в голову.

Санин откинулся на стуле, достал сигареты и, дождавшись кивка генерала, закурил. Новость для Самуилова: в досье не было ни строчки о том, что полковник курит.

— Поверьте, Иван Романович, — Санин заговорил задушевно, как говорят поздним вечером с любимой женой. — Я пришел только потому, что позвали вы. Ни с одним другим человеком из конторы не стал бы встречаться. У меня с ней счеты сведены. На эти филькины грамоты, — ткнул пальцем в бумаги, которые генерал тут же заботливо убрал в кейс, — мне, конечно, наплевать, но вы меня разочаровали. Не так я про вас думал.

Самуилов услышал то, что хотел услышать, и ему полегчало. В Санине он не ошибся, детали — ерунда.

— Зачем себя обманываете, Павел Арнольдович? С конторой не расстаются. У таких, как мы, она в крови. Хотите со мной поработать? Да что я спрашиваю. Иначе мы и впрямь не сидели бы здесь. Верно?

— После этого, — полковник показал на кейс, — вряд ли мы сможем сотрудничать. Не выношу, когда пугают. Натура не позволяет. Уж извините, генерал.

— Считаете, если бы я это утаил, — он положил руку на кейс, — было бы честнее?

— Пожалуй, нет, — Санин задумался на мгновение. — Но…

— Все документы в единственном экземпляре и хранятся у меня, — скромно поделился генерал. — Про них никто не знает. Ни одна Чебурашка.