Радуйся! - [2]
Вообще-то в древних богах Фома плохо разбирался. Читал как-то, но давно и все о разных. Про Иисуса — Евангелие на газетной бумаге, про Иегову — журналы в глянец, потом на фронте брошюры из политотдела про Аллаха, про Кришну с Буддой — толстые талмуды с картинками и тысячами имен. Библию вообще читать оказалось не интересно. Там только в начале про бога и про змея, а потом все запутано. Откуда у Каина жена взялась, если кроме него на свете только родители и были, Адам с Евой? Откуда у его сына жена взялась? Не понятно. А дальше только кто кого родил, кто сколько прожил и торговлей нажил. Да еще кто, кому и как отомстил с божьей помощью. Махнул Фома рукой, вот и все…
Начался погост. Ветхие кресты, темные камни, столбики с табличками.
— Зайдем к Португальцу? — спросил Ерема, когда шли кладбищем.
— Португальцу надо налить, — ответил Фома, — а я не взял.
— Есть у меня. — Ерема звякнул в кармане ногтем по стеклу.
Фома свернул с тропы на погост. В полумраке, касаясь ладонями оградок, нашли знакомый камень на холмике.
— Здорово, Сан Саныч! — прошептал Фома, а Ерема нашарил граненый стакан в траве, вытер его рукавом и поставил на камень.
— Хорошие люди пришли, — тихо сказал Ерема, достал из-за пазухи бутыль с винной пробкой и налил полный, «по марусин поясок», стакан. — Хорошими нас считал. Стае своей говорил, помнишь: «О! хор-рошие люди пришли!» А их всех португальцами обзывал.
— Ага, — кивнул Фома и развернул газету с салом. — Еще бы, стая-то у него была — одни бичи да ворюги. Навоз раскидать, дровишки расколоть, сети чужие похожнуть. Артель!
— Царствие небесное! — добавил Ерема и длинно глотнул из горлышка мутного самогону. — Многое мог за водку Сан Саныч. И рыбак был везучий.
Даже не поморщился. Фома протянул ему хлеб с салом и принял бутыль, глотнул. Самогон был теплый и пахучий.
— Сан Саныч, поговори там с Хозяином, ты же накоротке. Пусть Юмала рыбки даст бродягам. На обратной дороге допьем, Еремей-брат.
Фома сунул бутыль под столик рядом с камнем. Ерема махнул рукой. Пошли дальше. Обогнули мыс, и теперь полоса рассвета осталась за спиной.
За кладбищем начиналось брошенное поле. Летом тут росли остатки овса, и в августе большой медведь приходил его брать…
…В августе Ерема собрал тухлой рыбы в мешок и подвесил его на ветке сосны с края поля. Сам три дня не курил, не ел мяса, только чай пил с хлебом. Месяц вина не нюхал. Сел на лабаз. Лабаз был сколочен еще в прошлом году из сосенок в руку толщиной…
Ерема сидел в нем тихо, не шевелясь, целый день. У него была двустволка с двумя пулями и еще три патрона в кармане фуфайки. Ружье стояло между ног, а он смотрел сквозь пропиленный в стене квадратик на мешок с тухлятиной. Солнце садилось сзади, над полем, и мешок был виден хорошо.
Почти стемнело. Ерема знал, что он большой, этот медведь, но заробел, когда увидел, какой. Зверь, как лесной человек, из-за дерева вышел неслышно, уже на задних лапах, и достал мешок. А ведь Ерема, когда вешал, с земли достать не мог. Но думать было некогда, Ерема прицелился и выстрелил. Медведь даже не дернулся, хотя Ерема попал. Он застыл, повернул голову на гром и прыгнул в лес на четыре лапы. Ерема не шевелился и слушал. Ничего… Тишина… Потом совсем рядом услышал вздох старика, слабый кашель. Больно ему, подумал Ерема мучительно. Снова тишина, и еще один выдох. С хрипом, с тоской. Ерема подождал, сколько мог, и заговорил, чтоб медведю было слышно:
— Не-е, я не пойду вниз, не жди. Засыпай, дружище. Прости меня.
Медведь не ответил. Папирос не было. Пришлось ждать до утра. Хорошо, есть привычка сидеть. Ерема думал о том, есть ли у медведя семья, жалко ли ему оставлять ее, покидать лес, свой дом, страшно ли света больше не увидеть? Потом отогнал эти мысли, стал оселком тихо править нож. Когда совсем рассвело, Ерема слез с лабаза и осторожно шагнул на хвою. Лес рядом был редкий, медведь лежал на боку недалеко, вытянув шею, и с него взлетел ворон. Все равно, мерзко умирать…
— Зато мясо, всю зиму будем есть, — сказал Ерема в спину Фоме. — Да, Маруся?
— А то, — ответил Фома.
— Ты чё, Маруся, что ли? А голову его я, и правда, еле донес в мешке до дому. Давай покурим. Ветер сильный, ждать надо.
— Кури, я потерплю пока.
Остановились. Ерема закурил. До лодки оставалось совсем немного. Над лесом показался край солнца. Фома поправил на голове кепку.
— Алла-а-у акбар! — пропел он и усмехнулся. — Я с одним киргизом скорешился, пока лежал в госпитале, Мелис его звали. Отчаянный парень был.
— Был?
— Так двадцать лет прошло. Может, и сейчас живет в своей Киргизии. Один пятерым узбекам не сдавался. Хотели его сломать, а он им: «Я, — говорит, — батыр и сын батыра, а вы — шакалы, если стаей нападаете». Пришлось нам с Андрюхой батыра выручать, иначе стыдно было бы. До ножичков дело дошло, только тогда и отстали. Но киргиз этот бесстрашный был и сильно в Аллаха своего верил. Солнце, говорил мне, это глаз Аллаха, и Он не должен видеть наши головы без шапок. Никогда тюбетейку днем не снимал. Потом мне ее подарил. Пять раз в день молился, по-настоящему. Не пил, не курил, на медсестер не смотрел… Работал, как все… Воевал… Меня в гости звал, на Иссык-Куль.
Александр Бушковский родился и живет в Карелии. Автор трех книг прозы. Сборник «Праздник лишних орлов» вошел в короткий список премии «Ясная Поляна» 2018 года. В том же году Бушковский стал лауреатом премии журнала «Октябрь» за роман «Рымба». Роман открывается сказочно-историческим зачином, однако речь в нем идет о событиях сегодняшнего дня, а рассказываемые одним из героев предания об истории деревни Рымба и – шире – истории Русского Севера в контексте истории России служат для них лишь фоном. На островке Рымба, затерянном в огромном озере, люди живут почти патриархальной маленькой общиной, но однажды на берег возле деревни выносит потерявшего сознание незнакомца.
В центре сюжета этой книги – судьбы друзей – Фомы, Пуха, Горя и Скворца. Они бывшие сослуживцы, воевали в Чечне, но после войны в мирной жизни майорам и офицерам порой не так-то просто найти свое место. Жены устают терпеть военный синдром, на работе успеха добиваются другие, и Фома находит свой непростой путь к Богу, отправившись в Соловецкий монастырь «трудником», чтобы снова обрести утраченную способность радоваться людям и миру вокруг. Снова найти путь к сердцу своей маленькой дочки. Эта книга – о простых героях нашего сложного времени, о настоящих мужчинах, способных совершать поступки без лишних слов и сантиментов.
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
«Когда быт хаты-хаоса успокоился и наладился, Лёнька начал подгонять мечту. Многие вопросы потребовали разрешения: строим классический фанерный биплан или виману? Выпрашиваем на аэродроме старые движки от Як-55 или продолжаем опыты с маховиками? Строим взлётную полосу или думаем о вертикальном взлёте? Мечта увязла в конкретике…» На обложке: иллюстрация автора.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.