Радуга тяготения - [79]

Шрифт
Интервал

Отсюда и официальная версия. Вполне грандиозная. Но генералдиректор Смарагд и коллеги здесь не ради баек, в которые верят даже массы. Тут чудится — если достанет паранойи — едва ли не сотрудничество: между обеими сторонами Стены, материей и духом. Что такое они тают, неведомое безвластным? Что за ужасная структура таится за фасадами многообразия и предприимчивости?

Юмор висельника. Проклятая салонная игра. Вообще-то Смарагд в такое верить не может — Смарагд-специалист и Смарагд-управляющий. Ему, наверно, подавай лишь знаки, приметы, подтверждения того, что уже бытует, над чем можно похихикать среди членов Herrenklub[92]: «Даже еврей нас благословил!» Что бы ни поступило сегодня вечером через медиума, они все исказят, отредактируют, превратив в благословение. Это презрение редчайшего порядка.

В спокойном уголке комнаты, полной китайской слоновой кости и шелковых драпировок, Лени отыскивает диван, ложится, свесив ногу, пытается расслабиться. Франц уже наверняка дома, вернулся со своего ракетного поля, моргает под лампочкой, пока соседка фрау Зильбершлаг вручает ему последнюю записку Лени. Сегодня вечером посланья несомы огнями Берлина… неоновыми, накаливания, звездными… послания сплетаются в сеть информации, коей никому не избежать…

— Путь свободен, — голос движет губами Саксы и напряженным белым горлом. — Вы там у себя обречены идти по нему постепенно, шаг за шагом. Но отсюда видна вся форма сразу — не мне, я не так далеко ушел, — но многие узнают в ней ясное присутствие… слово «форма» не очень годится… Позвольте говорить откровенно. Мне все труднее ставить себя на ваше место. Возможные ваши проблемы, даже всемирного значения, многим из нас здесь кажутся лишь банальными отклонениями. Вы встали на извилистый и трудный путь, вы считаете его широким и прямым, автобаном, по которому можно ехать с удобством. Стоит ли говорить: все, что вы считаете подлинным, — иллюзия. Я не знаю, выслушаете вы меня или отмахнетесь. Вам хочется знать лишь про свой путь, свой автобан… Ладно. Мовеин: вот что в схеме. Изобретение мовеина, розовато-лилового, его приход на ваш уровень. Вы слушаете, генералдиректор?

— Слушаю, герр Ратенау, — отвечает Смарагд из «ИГ Фарбен».

— Тирский пурпур, ализарин и индиго, прочие красители на основе каменноугольного дегтя уже существуют, однако важен лиловый. Уильям Перкин открыл его в Англии, но Пёркина выучил Хофман, которого выучил Либих. Сукцессия. Карма присутствует в ней разве что в весьма ограниченном смысле… еще один англичанин Херберт Ганистер, и поколение химиков, которых выучил он… Затем открытие онейрина. Спросите своего Вимпе. Он специалист по бензилизохинолинам. Присмотритесь к клиническому воздействию медикамента. Я не знаю. Пожалуй, вам стоило бы копать в этом направлении. Оно сливается с линией мовеина-Пёркина-Ганистера. У меня же есть лишь молекула, набросок… Метонейрин в виде сульфата. Не в Германии — в Соединенных Штатах. С Соединенными Штатами есть связка. Связка с Россией. Как по-вашему, почему мы с фон Мальцаном довели до конца Рапалльский договор? Необходимо было двигаться на Восток. Вимпе вам расскажет. Вимпе, V-Mann[93], присутствовал всегда. Как по-вашему, почему нам так хотелось, чтобы Крупп продавал им сельхозтехнику? И это было частью процесса. В то время я не понимал так ясно. Но я знал, что должен делать… Возьмите уголь и сталь. Есть место, где они встречаются. Рубеж между углем и сталью — каменноугольный деготь. Вообразите уголь — лежит в земле, мертво черный, никакого света, сама сущность смерти. Смерти древней, доисторической, биологических видов, которых мы больше никогда не увидим. Стареет, чернеет, залегает все глубже слоями нескончаемой ночи. А над землей выкатывается сталь, ярая, яркая. Но чтобы создать сталь, из первоначального угля надо удалить дегти — они темнее и тяжелее. Экскременты земли, вычищенные, дабы воссияла благородная сталь. Обойденные… Мы считали, что это промышленный процесс. Нет — не только. Мы обошли каменноугольные дегти. В недошедшем навозе ждала тысяча разных молекул. Таков знак откровения. Развертывания. Таково одно из значений мовеина — первого нового цвета на Земле, который выпрыгнул на свет Земли из могилы, залегающей на милях, в зонах глубины. Есть и другое значение… сукцессия… Я пока так далеко заглянуть не могу… Но все это — подражание жизни. Подлинное движение — не от смерти и не к возрождению. Оно — от смерти к смерти-преображенной. В лучшем случае вам удастся полимеризовать несколько мертвых молекул. Но полимеризация не есть воскрешение. Я о вашем «ИГ», генералдиректор.

— Я бы решил — о нашем «ИГ», — отвечает Смарагд — льда и чопорности больше обычного.

— Это вам разбираться. Если предпочитаете звать это контактом — на здоровье. Я здесь столько, сколько нужен вам. Меня можно не слушать. Вам бы, наверное, лучше послушать про то, что вы зовете «жизнью» — про растущий, органический Kartell? Но это всего лишь очередная иллюзия. Очень умный робот. Чем динамичнее он вам кажется, тем он глубже и мертвее. Посмотрите на дымовые трубы — как они множатся, рассеивая пустопорожние отходы первоначальных отходов над массивами городов, все больше и больше. По структуре они крепче всего в сжатии. Дымовая труба способна пережить любой взрыв — даже ударную волну какой-нибудь новой космической бомбы… — при этих словах вокруг стола разносится легкий шепоток, — …как всем вам наверняка известно. Упорство, стало быть, структур, расположенных к смерти. Смерть обращается в новую смерть. Совершенствует свое господство — так погребенный уголь плотнеет, покрывается новыми стратами: эпоха поверх эпохи, город поверх развалин города. Таков знак Смерти-подражателя… Знаки эти реальны. Кроме того, они — симптомы процесса. Процесс следует той же форме, той же структуре. Чтобы его постичь, вы будете следовать знакам. Все разговоры о причине и следствии — мирская история, а мирская история — отвлекающая тактика. Вам, господа, это полезно, а нам здесь — уже нет. Если хотите истины — я понимаю, что это смелое допущение, — загляните в механику этих вопросов. Даже в самые сердцевины определенных молекул — это они, в конце концов, задают температуры, давления, мощности потока, стоимости, прибыли, силуэты башен… Следует задать два вопроса. Первый: какова подлинная природа синтеза? И затем: какова подлинная природа контроля?.. Вы полагаете, будто вам это известно, цепляетесь за свои убеждения. Но рано или поздно вам придется разжать пальцы…


Еще от автора Томас Пинчон
Нерадивый ученик

Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Герои Пинчона традиционно одержимы темами вселенского заговора и социальной паранойи, поиском тайных пружин истории. В сборнике ранней прозы «неподражаемого рассказчика историй, происходящих из темного подполья нашего воображения» (Guardian) мы наблюдаем «гениальный талант на старте» (New Republic)


На день погребения моего

«На день погребения моего» -  эпический исторический роман Томаса Пинчона, опубликованный в 2006 году. Действие романа происходит в период между Всемирной выставкой в Чикаго 1893 года и временем сразу после Первой мировой войны. Значительный состав персонажей, разбросанных по США, Европе и Мексике, Центральной Азии, Африки и даже Сибири во время таинственного Тунгусского события, включает анархистов, воздухоплавателей, игроков, наркоманов, корпоративных магнатов, декадентов, математиков, безумных ученых, шаманов, экстрасенсов и фокусников, шпионов, детективов, авантюристов и наемных стрелков.  Своими фантасмагорическими персонажами и калейдоскопическим сюжетом роман противостоит миру неминуемой угрозы, безудержной жадности корпораций, фальшивой религиозности, идиотской беспомощности, и злых намерений в высших эшелонах власти.


V.
V.

В очередном томе сочинений Томаса Пинчона (р. 1937) представлен впервые переведенный на русский его первый роман "V."(1963), ставший заметным явлением американской литературы XX века и удостоенный Фолкнеровской премии за лучший дебют. Эта книга написана писателем, мастерски владеющим различными стилями и увлекательно выстраивающим сюжет. Интрига"V." строится вокруг поисков загадочной женщины, имя которой начинается на букву V. Из Америки конца 1950-х годов ее следы ведут в предшествующие десятилетия и в различные страны, а ее поиски становятся исследованием смысла истории.


Выкрикивается лот 49

Томас Пинчон (р. 1937) – один из наиболее интересных, значительных и цитируемых представителей постмодернистской литературы США на русском языке не публиковался (за исключением одного рассказа). "Выкрикиватся лот 49" (1966) – интеллектуальный роман тайн удачно дополняется ранними рассказами писателя, позволяющими проследить зарождение уникального стиля одного из основателей жанра "черного юмора".Произведение Пинчона – "Выкрикивается лот 49" (1966) – можно считать пародией на готический роман. Героиня Эдипа Маас после смерти бывшего любовника становится наследницей его состояния.


Энтропия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


К Тебе тянусь, о Диван мой, к Тебе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать

Время сержанта Николаева

ББК 84Р7 Б 88 Художник Ю.Боровицкий Оформление А.Катцов Анатолий Николаевич БУЗУЛУКСКИЙ Время сержанта Николаева: повести, рассказы. — СПб.: Изд-во «Белл», 1994. — 224 с. «Время сержанта Николаева» — книга молодого петербургского автора А. Бузулукского. Название символическое, в чем легко убедиться. В центре повестей и рассказов, представленных в сборнике, — наше Время, со всеми закономерными странностями, плавное и порывистое, мучительное и смешное. ISBN 5-85474-022-2 © А.Бузулукский, 1994. © Ю.Боровицкий, А.Катцов (оформление), 1994.


Берлинский боксерский клуб

Карл Штерн живет в Берлине, ему четырнадцать лет, он хорошо учится, но больше всего любит рисовать и мечтает стать художником-иллюстратором. В последний день учебного года на Карла нападают члены банды «Волчья стая», убежденные нацисты из его школы. На дворе 1934 год. Гитлер уже у власти, и то, что Карл – еврей, теперь становится проблемой. В тот же день на вернисаже в галерее отца Карл встречает Макса Шмелинга, живую легенду бокса, «идеального арийца». Макс предлагает Карлу брать у него уроки бокса…


Ничего не происходит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Митькины родители

Опубликовано в журнале «Огонёк» № 15 1987 год.


Митино счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.