Радуга просится в дом - [33]

— Привет москвичам!

— Я-яшенька! — пропела Катя, покачивая головой. — А мы тебя в Москве искали.

— Катрин, ты определенно меня с кем-то путаешь. Я никогда не был Яшенькой. А если имя Яша стало тебе по каким-либо причинам дорогим, то я тут ни при чем. Пожалуйста, не обзывай ты меня; этим идиотским…

— Ты лучше скажи, — прервала его Майя, — где ты пропадал в Москве?

— Я все время был здесь, в Углегорске. Дела, Майечка, дела.

Наскоро покончив с туалетом, они пошли искать квартиру. Ян обхватил Майю за талию, положил ей на плечо голову, шагал, выбрасывая вперед ноги, точно они у него были на протезах. Им, казалось, наплевать, где будет квартира: далеко ли, близко ли к институту, будут ли там удобства и сколько запросит хозяйка. Им нипочем были и прохожие, попадавшиеся навстречу. Ян о чем-то горячо рассказывал Майе. Порой, когда он в порыве ораторского пыла взмахивал руками, что-то громко говорил или еще громче смеялся, встречные приостанавливались, пятились в сторону и кто покачивал головой, а кто пускал вдогонку молодым людям ядовитые словечки. Ян считал Углегорск «дырой», не скрывал пренебрежения к горожанам. Катю вначале возмущал столичный молодец, но теперь она даже проявляла к нему некоторый интерес: ее забавлял этот веселый и немножко непонятный человек. О себе Ян говорил: «Стою над законом». И действительно, он никого не признавал, никого не боялся. Его не могли забрать в милицию (Ян имел какой-то магический документ и уже дважды демонстрировал его в присутствии девушек), наконец, он был одет с каким-то особым шиком, что, впрочем, никак не роднило его со стилягами. Наоборот, Ян осуждал стиляг и высмеивал их зло, со знанием предмета. Только однажды он пролил на себя свет, да и то неясный, загадочный, словно бы на мгновение разжал ладонь, в которой пряталась дорогая брошь, и тут же сомкнул пальцы. Он сказал Кате: «Ты полагаешь, сынки американских миллиардеров похожи на этих вот… прилизанных хлыщей?» (Тут он показывал на модников углегорского «брода»). Пионеры века выше каких бы то ни было забот. Даже забот об одежде. Только одна какая-нибудь вещь отличает их от толпы. Например, платиновый кулон, бриллиант в перстне или автомобиль, изготовленный по особому заказу».

Катя с интересом слушала Яна, но, повинуясь врожденному лукавству, не подавала о том вида. Наоборот, все время крутила головой, кивала знакомым, а возле афиш и газетных витрин замедляла шаг. Яна раздражало безразличие провинциалки, и он старался во что бы то ни стало завладеть ее вниманием.

— Представь на минуту сынка Рокфеллера, — продолжал Ян, забегая вперед и заглядывая то Майе, то Кате в глаза. — Он все может! Прогулка по океану?.. Пожалуйста, когда прикажете снарядить яхту? Ах, вы хотите катануть на Берег Слоновой кости? Извольте, какой транспорт предпочитаете? Или вам вздумалось поразвлечься с мисс Америкой, только что победившей на конкурсе женской красоты? И мисс к вашим услугам.

— А ты ее видел, мисс Америку? — спрашивала Катя.

— Вот как тебя! В Колонном зале. Помните, в Москву приезжала Ким Новак. О ней во всех газетах писали. Самая красивая женщина Америки в тысяча девятьсот шестьдесят… забыл каком году. Так на чем, бишь, я прервал рассказ? Ах да… Человек, которому все позволено. Ваша, бедная фантазия вряд ли может представить такого типа. Я с таким был знаком. Даже некоторое время ходили в дружках. Прелюбопытная, я вам скажу, психология! Никакой логики в поступках. Представляю его в рядах комсомола. Вот бы озадачивал комсомольского секретаря!..

В такие минуты Ян нравился Кате. И она завидовала Майе. Конечно, Катя не могла рассчитывать на такого парня, в ней не было той утонченной, едва уловимой изысканности, той непринужденной величавой простоты, легких, красивых манер, которые отличают столичного человека, и вообще человека культурного, много видевшего, знающего себе цен. Эти черты она видела и в Майе, и в Яне, втайне завидовала москвичам, но завидовала без зла, почти по-детски.

Болтая, не заметили, как миновали недавно отстроенную улицу, вышли к Зеленому долу — в район одноэтажных домиков. На вытоптанной полянке стоял водопроводный кран и возле него женщины с ведрами. Ян подошел к ним.

— Здорово, бабоньки!

Две молодые женщины повернули красивые головки с небрежно забранными под косынку волосами, удивленно оглядели незнакомца. 

— Я говорю, здорово! — повторил Ян, подходя к ним ближе. Он смотрел то на одну женщину, то на другую и, казалось, не испытывал никакого смущения. Нагловатость обращения обидела женщин. Они не торопились ему отвечать. Трудно сказать, чем бы кончилась эта психологическая дуэль, если бы на выручку Яну не подоспела Катя.

— Мы ищем для студентки комнату. Не подскажете, куда нам обратиться?

— А вот… Баба Настя. Одна живет в доме.

Женщины показали на дом за невысоким, но добротным зеленым заборчиком. Повернулись к колонке, да так, словно черного красивого парня, продолжавшего смотреть на них, не существовало. Ян хотел им что-то сказать, но передумал; он как-то неловко дернулся, взмахнул руками и пошел прочь. Катя смотрела на Яна неотрывно, озорно и, когда поймала его рассеянный мимолетный взгляд, так и хотела сказать: «Ага, попало?.. Вот тебе и все позволено!» Однако Ян сделал вид, что не замечает немого намека. Напустив на себя прежний небрежно-фатоватый туман, он выдвинулся вперед и, пританцовывая на ходу, заглядывал поверх забора, выискивая бабу Настю. Наконец увидел ее.