Радуга - [11]

В своих вопросах и коротких репликах, которые были вызваны желанием все объяснить и оправдать, Магнус обнаружил большую человечность и тонкое понимание вещей, хотя уже было установлено, что он не психолог. С каждой минутой этот юноша был ей все милее. Ей захотелось порадовать его, согреть душевно, но она не знала, как это сделать. Она ясно видела, что его сухость — результат надуманного образа жизни, что эта судорожная скованность вовсе не от природы. Насилие над собой и строптивая воля заставили его оледенеть.

Так шли они бодро вперед по ровной, без больших подъемов дороге. Время от времени над их головами бесшумно пролетала ворона и где-то вдали перекликалась с другой, солнце поднималось все выше, оно стояло уже почти над ними, и голод понемногу давал себя чувствовать. Кто-то шел им навстречу. А, это почтальон. Они обратились к нему и спросили, далеко ли до Ахенского перевала; судя по времени, им давно надо было там быть.

Почтальон ответил, что до перевала совсем недалеко, каких-нибудь часа два пути; но молодые люди, пожалуй, сделают лучше, если не перевалят через гору, а пойдут в обход. Он пожелал им всех благ и пошел своей дорогой. Они огорченно посмотрели друг на друга, досадуя, что придется сделать такой крюк. Ева Марер пожала плечами.

— Теперь нам уже не попасть в Ахенский лес, — сказала она, — да это пустяки. Где-нибудь мы найдем себе ночлег. А сейчас мне хочется есть.

— И мне, — сказал Магнус. — Давайте поищем хорошее местечко, фрейлейн Марер.

Ей захотелось схватить его за шиворот и хорошенько встряхнуть.

— Вы невыносимы, Магнус, с вашим вечным «фрейлейн Марер». Запомните: теперь я ваш товарищ и зовут меня Ева. Поняли?

— Хорошо, Ева, как вам угодно, — сказал он, краснея, смущенный и счастливый.

Они увидели неподалеку четырехсвайный крепкий сарайчик для сена. Конечно, это был именно сеновал, очень тесный, но тут можно было отдохнуть как нельзя лучше. Вход, правда, находился не у самой дороги, кроме того, строение было обнесено забором. Пришлось перелезать через забор, и Ева оказалась гораздо более ловкой, чем Магнус. Когда они протискивались в высоко прорезанную узкую дверь, Магнус опять застрял, и Ева, крепко ухватив юношу за плечи, сильным рывком втянула его за собой.

Ему это было приятно. Он подумал: «Удивительно! Так еще никогда не прикасалась ко мне ни одна девушка… Никогда никто так не командовал мной, но мне это нравится… Удивительно!..»

Они уселись рядом, было тесно, и это тоже было хорошо: теперь, когда они сидели на одном месте, мороз давал себя знать. Она уже успела спять рюкзак, и он, подгребая к ней слабо пахнущее сено, чтобы ей было как можно теплее, сказал в заключение разговора:

— Во всем этом, Ева, нет ничего удивительного. Ни в вашей жизни, ни в моей… Это участь многих и многих. Сотни таких же юношей и девушек, как мы, ждут от жизни только знака, который вселил бы в них решимость стать свободными и сильными… Вот как бывает иногда в марте: небо почти ясное, и вдруг, откуда ни возьмись, гром, а до него — молния, ее никто не заметил, но она, конечно же, предшествовала грому, иначе ведь не может быть. Только молния и гром, но у тебя уже полная уверенность — весна пришла. Я не кажусь вам слишком экспансивным? А теперь приподнимите ноги, вот так… Что такое жизнь вообще и что мы себе представляем, когда с болью и страхом произносим: жизнь? Это только слово, по-моему…

— А по-моему — жажда, которая изо дня в день остается неудовлетворенной, жажда счастья, жажда прочной дружбы, понимания, успеха, жажда силы, чтобы подчинить себе жизнь, жажда гармонии… Да разве все перечислишь!

— Беспредельная неудовлетворенность, верно! — он кивнул. — Но жизнь подает знак только тем, кто сумел освободиться от скованности, кто силен. Заколдованный круг! Не грустно ли? Вам-то, Ева, жизнь давно подала знак!

— Ах, дружок, жизнь всем подает знак.

— Но мы не видим его и не следуем ему, мы глядим вдаль и, ничего не замечая, проходим мимо.

— Это уж смахивает на декламацию, Магнус, — сказала она и ласково улыбнулась, стараясь смягчить впечатление от своих слов. Она почувствовала, как болезненно он их воспринял.

— А теперь посмотрим, чем нам поддержать наши бренные тела. Тесно здесь, правда, но придвиньтесь ближе, еще, еще, я ничего вам не сделаю. Так теплее.

Ему было радостно чувствовать заботу о себе.

— У меня инжир, ветчина, яйца, — сказал он, открывая мешок. — Вот, выпейте, это старый коньяк. Я собираюсь напиться.

— Очень вредно в туристском походе.

Но она сделала несколько глотков, и вслед за ней он тоже прильнул губами к еще теплому горлышку бутылки.

— У меня много колбасы, паштет, апельсины и хлеб. Давайте соединим наши запасы.

Они ели, смеясь и разговаривая, как товарищи, ели с огромным удовольствием, невзирая на жестокий холод и ревниво следя друг за другом, как бы кто не съел меньше. Ежеминутно она говорила:

— Магнус, у меня опять замерзли руки. Разотрите их.

И он, послушный и счастливый, обхватывал своими большими и мягкими руками ее узкую крепкую кисть и растирал ее до тех пор, пока девушка его не останавливала.

— По-видимому, у вас нет ни малейшего представления, как обращаются с дамскими ручками, — весело поучала она.