Радиоэлектронный шпионаж - [20]

Эти события, связанные с проведением операции «Монастырь», представляют несомненный интерес для истории радиошпионажа по нескольким причинам. Во-первых, работа с источником в шифровальной службе Абвера принесла советской разведке «плоды» в виде фальсифицированных ею же разведданных. Во-вторых, эту собственноручно приготовленную для немцев «дезу» советская разведка получала еще и в результате взаимного обмена разведывательной информацией с англичанами. И в-третьих, нежелательные побочные эффекты нескольких в целом удачно проведенных операций (вербовка Шмита, чтение шифрпереписки Абвера англичанами, введение в заблуждение немецкого командования Демьяновым) имели также свои плюсы. Сравнив тексты, умело составленные дезинформаторами в Москве, с полученными обратно от Шмита и от англичан, можно было выяснить, как информация препарировалась Абвером для доклада своему руководству и как — английской радиошпионской спецслужбой для доведения до сведения советского командования. Скорее всего, наибольшее количество искажений в исходные данные, источником которых служила наша разведка, внесли все-таки наши союзники во Второй мировой войне. Ведь, поддерживая с нами союзнические отношения, они всеми силами старались утаить тот факт, что вскрывают немецкие шифры, уже тогда предвидя превращение СССР из союзника в опасного и сильного противника.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ УБЕЖИЩЕ И МИЛЛИОН В ПРИДАЧУ

27 августа 1945 года заместитель резидента КГБ в Турции Константин Волков, работавший под «крышей» советского вице-консула, направил английскому вице-консулу просьбу о безотлагательной встрече. Не получив ответа, 4 сентября Волков явился лично, чтобы попросить политического убежища для себя и своей жены, а также пятьдесят тысяч фунтов стерлингов (по ценам 1990 года это составляло около миллиона фунтов). В обмен он предлагал важные досье, документы и собранную им лично информацию. Волков утверждал, в частности, что один из самых важных советских агентов в Англии исполнял обязанности руководителя отдела контршпионажа в Лондоне. Волков настаивал, чтобы о его действиях сообщили в английскую столицу не по радиосвязи, а дипломатической почтой, поскольку, по его данным, все шифрованные радиосообщения между Москвой и Лондоном в течение последних двух с половиной лет дешифровывались в СССР.

19 сентября из дипломатической почты, поступившей из Стамбула, Филби с ужасом узнал о попытке Волкова. Упоминание Волковым руководителя отдела контршпионажа недвусмысленно указывало на Филби, занимавшего этот пост. Вечером того же дня Филби известил о Волкове Москву, а через день московское консульство Турции выдало визы двум сотрудникам КГБ, которые отправились в Стамбул под видом дипкурьеров. 22 сентября в Лондоне решили, что Филби необходимо лично разобраться с делом Волкова. Задержавшись в пути, Филби прибыл в столицу Турции только 26 сентября. За два дня до прибытия Филби Волков и его жена, накачанные лекарствами до беспамятства, были доставлены на самолет и отправлены в Москву под конвоем «дипкурьеров».

На обратном пути в Лондон Филби спокойно подготовил отчет, предложив различные объяснения неудачи, которой закончилась попытка Волкова сбежать, — пьянство, неосторожность, прослушивание КГБ его квартиры, неожиданная перемена принятого решения. Версия, что КГБ был предупрежден о намеченном побеге, не была даже включена им в отчет, поскольку, по мнению Филби, изложенному им руководству в устной форме, не имела под собой никаких доказательств. В стремлении дискредитировать информацию Волкова Филби весьма пространно убеждал свое начальство в ненадежности сведений, которые тот собирался передать. В отчете он, например, выразил удивление, что Волков не сумел дать полезной для английских криптографов информации, хотя и уверял в советских успехах по вскрытию английских шифров за последние два с половиной года.

И хотя, благодаря усилиям Филби, Волков так и не раскрыл англичанам секреты советской радиоразведки, те сведения о ней, которыми западные спецслужбы уже обладали, позволили им весьма высоко оценить ее. В докладе Объединенного комитета начальников штабов США об ущербе, нанесенном обеспечению безопасности связи, говорилось: «Все английские, а возможно, и американские дипломатические шифры, имевшиеся на 15 мая 1951 года, находятся в руках русских и [нами] больше не используются». Ради справедливости следует отметить, что в этой фразе доклада была известная доля преувеличения. В ней не учитывалось использование в английской и американской дипломатической переписке шифрблокнотов, из которых лишь незначительное количество могло попасть в распоряжение выявленных к маю 1951 года советских агентов. Однако в то же время в расчет не брались военные шифры, часть которых к тому времени уже нашла путь из сейфов, где они хранились, в руки советской разведки.

ШАХ

В начале 50-х годов шифровальщик военно-морского атташе Англии в Варшаве Гарри Фредерик Хоутон дал согласие сотрудничать с советской разведкой и получил от нее псевдоним Шах. Работой на разведку СССР Хоутон рассчитывал поправить свое незавидное материальное положение. Не последнюю роль в решении Хоутона сыграл и распад Британской империи, который заставил его усомниться в правильности внушавшихся ему с детства стереотипов западного образа мышления. Уже в 1952 году Хоутон передал советской разведке все шифры военно-морского шпионского ведомства Англии и подробные инструкции к ним. В последующие годы он сумел организовать снабжение нашей резидентуры огромным количеством чертежей вооружения, разрабатывавшегося англичанами в военном научно-исследовательском институте в Портленде, а также отчетами стран НАТО о маневрах их военно-морских флотов и новых видах оружия. Это были фотокопии подлинных документов, которые делал либо он сам, либо его любовница Этель Элизабет Джи, работавшая старшим клерком в бюро учета и размножения секретных документов.