Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида - [5]

Юный американец был очарован Южной Америкой и особенно Чили. Рестораны и кафе Сантьяго напоминали ему Лос-Анджелес, только без извечной толкотни и притворства. Может быть, так происходило потому, что здесь он находился на вершине славы, а не был просто каким-то бунтующим артистом. Каждый день возникали новые прекрасные отели, престижные ночные клубы, официанты вокруг бассейнов, лимузины, самые красивые женщины и восторженные фанаты, которым он счастливо раздавал автографы сотнями на дню. [9] В этой поездке также оттачивалось исполнительское мастерство Рида, как на сцене, так и вне её. Шоу зачастую длились по два часа, и он учился работать с публикой, проводить выступления и подавать себя.

«Лично он мог заставить вас плакать или смеяться, — говорила Патриция Рид. — Голос прекрасно гармонировал с внешностью. Если вы прослушаете запись, она окажется не так хороша. У него не было таланта записи музыки на продажу. Он не обладал каким-то особым даром, копировал других, Элвиса. Но у него было личное обаяние. Женщины постарше жаждали стиснуть его в объятиях, а девушки хотели быть с ним. Это все его невинность, его романтичность». [10]

Его концерты состояли в основном из композиций в стиле рок-н-ролл и лирических песен, записанных для студии «Кэпитол Рекордз». Песня «Наш летний роман» была единственной, которую приходили послушать, и публику взволновало открытие других американских хитов. Бывало, Рид добавлял несколько бродвейских мелодий, над которыми он работал с преподавателем Марджи Райт дома, в Лос-Анджелесе. А чтобы войти в доверие публики, он брал какую-нибудь песню, вроде «Марии» из «Вейтсайдской истории», и заменял имя в песне на популярное имя девушки той страны, в которой выступал. Почти всегда это срабатывало, и с аудиторией устанавливалась прочная связь. На своих первых концертах Рид, понятно, сильно нервничал. Опыт, приобретенный в Америке, ограничивался выступлениями в маленьких клубах, с парой сотен человек, в основном слушающих в пол-уха. В Чили же он собирал тысячные залы, и все внимание зрителей было приковано к нему, человеку с гитарой. Мысль о двухчасовом представлении приводила в ужас. Он даже не был уверен, знает ли он столько песен. Как ему разговаривать со зрителями между номерами? Но в нем обнаружилась естественная легкость поведения на сцене, и как только зажигался свет, конферансье заканчивал представление музыканта публике словами, которые только и были ему понятны — «Дин Рид», с первым прикосновением к гитарной струне нервозность улетучивалась, и он свободно импровизировал. Рид был энергичным певцом, легко перемещался по сцене, спрыгивал в зал и вытягивал женщин из кресел, чтобы потанцевать с ними. Бывало, он добавлял несколько выученных за день фразочек: «Muy bonitas chicas» — «Очень красивые девушки», — говорил он залу, оставляя партнерш по танцу и забираясь на сцену. Публика ревела от восторга и аплодировала вволю, тем самым сокращая время исполнения и позволяя ему обходиться своим песенным багажом. Трюк срабатывал. Рецензии были блестящие. Друг Рида Фил Эверли знал о его способностях и давал им хорошую оценку. «Он был своеобразным мостиком между Бадди Холли и Пэтом Буни, — говорил Эверли. — Он не был так же силен в роке, как Холли, но он был большим рокером, чем Пэт. Дин мог перепеть 50 процентов, 60 процентов певцов. Он мог переиграть многих из них. На сцене он был великолепен».[11]

Поскольку у Рида никогда не было постоянных музыкантов, практически каждодневные репетиции отнимали уйму времени. Группа должна была работать достаточно четко, предоставляя Риду возможность свободного общения с публикой: многократного повторения припева для разных женщин или танцевания с теми, кого он вытягивал с кресел. Приезд в каждый новый город или даже в каждый новый пункт выступления означал необходимость обучения новых людей исполнению его музыки и предугадыванию его движений. «Конечно, я испытывал страх сцены, — говорил Рид. — И ежедневная практика, приобретаемая в моей профессии, так же как и в любой другой, не помогала». Она не помогала, потому что его карьера прежде формировалась в низшей лиге полуночного исполнения в клубе, болтовне на часок-другой с «охотниками за талантами» или владельцем клуба и затем в возвращении домой в своем кабриолете. Теперь он как будто неожиданно очутился на стадионе «Янки» с забитыми до отказа трибунами. После репетиций Рид пару часов отдыхал, прежде чем броситься в долгое, выматывающее шоу. Он выплескивал на фанатов всю свою энергию до последнего атома, и единственным его желанием после концерта было поскорее добраться до постели и проспать примерно неделю. Но его вечер только начинался. «Менеджеры устраивали приемы, где нужно было появиться, — вспоминал Рид. — Объявлялось прибытие какой-нибудь известной актрисы или важного человека из мира шоу-бизнеса. И ты должен улыбаться фотокамерам и звякать бокалами с шампанским».[12]

На этих приемах Рид доводил до совершенства свои выступления, отшлифовывая то естественное обаяние, благодаря которому на них и оказывался. Всегда звучало: «Hola, yo Dean Reed» — «Привет, я Дин Рид», как будто он был официантом, а не приглашенной звездой. Такое проявление скромности было абсолютно обезоруживающим, но он тут же продолжал: «Como se llama?» — «Как вас зовут?» — с искренним желанием выяснить имя собеседника, с кем бы он ни разговаривал. Он противился соблазну осмотреться в поисках кого-нибудь позначительнее, покрасивее или поинтереснее. Напротив, его взгляд застывал на новом собеседнике, не только давая понять, что этот человек — единственный, кто его интересует в данный момент, но и изучая его, оценивая его качества. «Глаза — зеркало души», — говорил он друзьям, но кожа служит проводником к сердцу. Бывало, Дин касался руки, поддерживал локоток или похлопывал собеседника по плечу. Результат всегда был одинаковым: каждый верил, что становится близким другом Дина Рида, — и лишь немногие могли или хотели этому сопротивляться.