Радиевые девушки - [12]
Что ж, это было ошибкой. Ящик Пандоры открылся. Тут же все жители разом захотели получить компенсацию. Людям в этом бедном районе «не терпелось поживиться за счет компании». Фирма извлекла урок: больше ни единого доллара никому выплачено не было.
Руководство снова переключило свое внимание на студии по производству часов. Спрос на них оказался огромным; в 1920 году выпустили более 4 000 000 светящихся часов. Вскоре были заключены договоры, и все остались довольны – все, за исключением изначальных красильщиц часов.
Так как компания процветала с новым соглашением, девушки оказались на улице. Теперь на всех попросту не хватало работы. Спрос падал, и в итоге студия в Орандже перешла на неполный день. Что касается оставшихся красильщиц, которым платили сдельно за количество расписанных циферблатов, то для них такая ситуация была попросту неприемлемой. Их число стало сокращаться, и в итоге осталось менее сотни женщин. Хелен Куинлан и Кэтрин Шааб ушли на поиски более высокооплачиваемой работы. Хелен стала машинисткой, а Кэтрин устроилась в офис шарикоподшипникового завода – и ей там понравилось. «Девушки в офисе, – писала она, – были общительными; у них был клуб, в который меня пригласили вступить. Большинство девушек занимались вышивкой или вязанием, набивая сундуки с приданым».
Осенью 1920 года Кэтрин исполнилось 18, однако она не спешила обзаводиться семьей – слишком уж ей нравилась ночная жизнь. «Я никакого приданого себе не готовила, – писала она, – так что, пока девочки были заняты делом, я играла на пианино и пела популярные в те дни песни».
Грейс Фрайер тоже оказалась достаточно смышленой, чтобы сообразить, что к чему. К росписи циферблатов она всегда относилась как к временной работе: было важно помочь военным, однако для человека с ее способностями это далеко не предел мечтаний. Она метила высоко и очень обрадовалась, когда ее приняли в престижный банк Fidelity в Ньюарке. Она любила поездки до своего офиса; с аккуратно собранными темными волосами и элегантными жемчужными бусами на шее, она была готова взяться за ожидающую ее работу.
Как и новые коллеги Кэтрин, девушки в банке оказались общительными. Грейс была «из тех девушек, что любили танцевать и смеяться», и вместе со своими новыми подружками с работы она зачастую устраивала безалкогольные вечеринки – в январе 1920 года приняли Сухой закон. Грейс нравилось в свободное время плавать – она устремляла свое изящное тело вперед в местном бассейне, поддерживая себя в форме. Будущее казалось ей светлым – и она была в этом не одинока. Альбина Маггия в Орандже наконец повстречала своего мужчину.
Было так здорово начать с кем-то встречаться после стольких лет. Как раз когда она начала ощущать себя уже слишком старой – ей было двадцать пять, а в то время девушки обзаводились мужьями гораздо раньше, да еще в придачу внезапно стало беспокоить левое колено, – он наконец нашелся: Джеймс Ларис, иммигрировавший из Италии каменщик, прибывший в США в семнадцать лет. Он был героем войны, получившим «Пурпурное сердце» и знак «Дубовые листья». Альбина позволила себе начать мечтать о браке и детях, о том, чтобы наконец покинуть отчий дом.
Ее сестра Молли тем временем не ждала, пока за ней придет какой-нибудь рыцарь в блестящих доспехах. Независимых взглядов, уверенная в себе и все еще незамужняя, она покинула семью и сняла жилье в доме для женщин на Хайленд-авеню, обсаженной деревьями улице в Орандже с прекрасными отдельно стоящими домами. Молли все еще продолжала работать в радиевой компании. Она была одной из немногих оставшихся там девушек, однако блистательно справлялась и не собиралась увольняться. Каждое утро она направлялась на работу, полная энергии и энтузиазма, чего нельзя было сказать про ее коллег. Маргарита Карлоу, раньше всегда веселая, говорила, что все время чувствует усталость. Хейзел Винсент настолько переутомлялась, что решила уйти. Они с Тео еще не успели пожениться, так что она заполучила работу в компании «Дженерал электрик».
Но со сменой обстановки ей лучше не стало. Хейзел понятия не имела, что с ней не так: она теряла в весе, ощущала слабость, и у нее до жути болела челюсть. Она была так обеспокоена своим состоянием, что в итоге попросила штатного врача в новой компании обследовать ее, однако он не смог поставить диагноз.
Если она и была в чем-то уверена, так это в том, что причина ее плохого самочувствия – не работа с радием.
В октябре 1920 года о радиевой компании заговорили в местных новостях. Остатки породы после выделения радия напоминали песок, и компания избавлялась от этих промышленных отходов, продавая их школам и игровым площадкам для наполнения песочниц; подошвы детской обуви становились белыми от контакта с ним, а один маленький мальчик пожаловался маме на жжение на руках. Тем не менее фон Зохоки уверял, что песок для детских игр был «крайне гигиеничным», а также «более полезным, чем целебные грязи знаменитых оздоровительных курортов».
Кэтрин Шааб уж точно без малейших колебаний вернулась в радиевую компанию, когда ей в ноябре 1920 года предложили заняться обучением новых работников в студиях компаний по производству часов. Они базировались главным образом в Коннектикуте, в том числе в компании
