Ради жизни на земле - [3]

Выписывал я эти строки из старенькой фронтовой записной книжки своего друга, в волосах которого тогда уже показалась седина, и думал: «Да ведь у этого человека были все данные для того, чтобы стать настоящим журналистом и писателем, — огромный, поистине неисчерпаемый, жизненный опыт плюс отличное владение пером!» Но жизнь есть жизнь, и у нее свои ходы, далеко не всегда совпадающие с тем, что нам представляется наиболее целесообразным. Вот что написал мне Михаил Ильин в середине шестидесятых годов:

«…В итоге с войны я вернулся капитаном, с чувством удовлетворения и гордости завоеванной победой (и с заслуженными в боях орденами — добавлю я от себя. — Ю. Ж.), но с сильно расстроенной нервной системой и основательно подорванным здоровьем. Поэтому врачи «противопоказали» мне журналистику. Так я спустился с Парнаса, где пребывал в своих мечтаниях, на грешные земные долины — десять лет проработал на заводе имени Ленинского комсомола заместителем начальника планово-производственного отдела, потом начал трудиться на «Амурлитмаше». На заводской работе, где нет все же таких темпов, как в газете, я немного оправился от последствий фронта. О случившемся, конечно, жалею, но не в такой мере, чтобы проклинать судьбу-злодейку…»

И только много лет спустя, когда Ильину пришлось, как теперь деликатно принято выражаться, уйти на заслуженный отдых, он снова потянулся к перу. Хотелось написать ему об очень многом: и о том, как в тайге комсомольцы рубили первые просеки, и как вырос там город, и о том, какой была война, и о том, как после войны развивался Комсомольск.

Накапливались груды рукописей, но Ильин не спешил их публиковать, он торопился писать, чтобы рассказать о людях, на которых лежат отсветы такой далекой по времени, но такой близкой по памяти военной грозы. И крайне характерно: в этих рассказах пока ни слова о том, что довелось пережить на фронте самому автору.

— Сначала о них! — твердо сказал Ильин мне, когда я напомнил ему, что пора бы предать гласности и собственные фронтовые дневники. — О себе рассказать всегда успею…

Но не успел этого сделать Михаил Гаврилович Ильин. Не выдержало натруженное и надорванное войной сердце… Казалось, что весь Комсомольск-на-Амуре вышел проводить в последний путь первостроителя города на заре, грудью вставшего на его защиту в годы Великой Отечественной войны.

Жаль, жаль, по правде говоря, очень хотелось бы увидеть и автопортрет автора — такого, каким он сам был во фронтовой буче, молоденького, молодцеватого, неутомимого и никогда не унывающего офицера, в чьей полевой сумке лежала не только полевая карта, но и блокнот, в котором описан запах подснежников перед атакой.

Юрий Жуков, Герой Социалистического Труда

Дети нового века прочтут про битвы,

заучат имена вождей и ораторов, цифры убитых и даты…

Они не узнают, как сладко пахли на поле брани розы.

Как меж голосами пушек стрекотали звонко стрижи,

Как была прекрасна в те годы жизнь.

Но солдаты узнали, как могут пахнуть подснежники

За час до атаки.

И. Эренбург

ЮЖНЕЕ ОЗЕРА ИЛЬМЕНЬ

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ

Спят под Старой Руссою

сверстники мои,

те по ком без устали

плачут соловьи.

В. Рымашенский

Первый бой. Взятие Больших Дубовиц

16 мая 1942 г.

Наша отдельная морская стрелковая бригада, сформированная на Южном Урале из моряков-тихоокеанцев, прибыла на Северо-Западный фронт, ночью 5 мая разгрузилась на станции Валдай и укрылась в лесу. Вражеские самолеты сбросили бомбы на уже пустую станцию.

Десять коротких майских ночей батальоны бригады походным порядком двигались к передовой по автостраде Москва — Ленинград. Наш путь освещали пожары: горели деревни и села, подожженные немецкой авиацией. Пушки, автомашины и повозки часто ныряли в воронки. С наступлением светлого времени бригадная колонна исчезала в лесах и оврагах.

Без потерь достигнув передовой, мы заняли исходное положение в лесу западнее деревни Кутилихи.

Накануне на этом участке черные гренадеры дивизии СС «Мертвая голова» внезапно атаковали позиции одной из дивизий нашей 11-й армии, прорвали ее оборону и захватили село Большие Дубовицы.

Командование армии поставило перед бригадой задачу: восстановить положение, отбить у врага это село.

…В 20.00 над лесом описала стремительную дугу красная ракета. Начался артиллерийский налет на передний край противника. Батальоны первого эшелона, следуя за разрывами своих снарядов, ворвались на восточную окраину Больших Дубовиц. Кто-то запел:

Пусть ярость благородная

Вскипает как волна…

Песню подхватили все. Лилась кровь, падали атакующие, но в смертельном разгуле боя не смолкала мужественная и грозная мелодия.

Еще сто метров — и моряки схватываются с фашистами в окопах. Не ожидавшие столь быстрой ответной контратаки, немцы готовились устроить в селе субботнюю баню. Ну что ж, хотя без пара и березовых веников, но баню они получили жаркую. Противник, бежав, оставил на поле боя более пятисот трупов своих солдат и офицеров.

Обычно по воскресеньям черные гренадеры «Мертвой головы» отдыхали от войны — пили шнапс, играли на губных гармошках и пели сентиментальные песни. В это воскресенье командиры погнали их в контратаки, чтобы вернуть потерянный выгодный рубеж. Шесть контратак успеха не имели, а стоили врагу недешево — еще около трехсот убитых.