Ради тебя, Ленинград! - [38]

— Пошли, бабоньки, на работу!

И те, кто остался жив, молча снова взялись за лопаты. Как измерить глубину ваших страданий, ленинградки? С чем сравнить силу вашего духа?..

Мост на сваях был построен всего за 11 дней. А еще через неделю по нему прошел в Ленинград первый маневровый поезд с танками. Как они были нужны Ленинграду!

А теперь для таких же танков мы везли снаряды. Место их выгрузки — самое логово врага.

Мы выехали из Бунцлау утром 2 мая 1945 года. Вся автострада, ведущая на Берлин, насколько мог окинуть глаз, была запружена войсками и техникой. Лавина танков, самоходной артиллерии, машин, повозок, пехоты двигалась в три ряда. Навстречу этому неудержимому потоку брели лишь разрозненные группы военнопленных.

А по краям автострады цвели сады. Яблони и вишни благоухали неистово. Ветер обрывал с цветущих ветвей бело-розовые лепестки и устилал ими серые железобетонные плиты.

В нашей колонне было свыше 100 грузовиков. Мы ехали без остановок, пока не встретили указатель «До Берлина 35 км». Надпись была по-русски. Здесь я остановился, поджидая начальника штаба автобата майора Андреева. Он ехал в хвосте колонны на трофейном легковом автомобиле марки «ганза». По договоренности перед выездом Андреев должен был пересесть ко мне в кабину у 35-го километра.

Я посигналил майору, гудки передались дальше по колонне. Пока шла эта перекличка, я вышел на обочину, чтобы умыться утренней росой. На заре всегда спать, больше хочется.

Между цветущими яблонями был просвет, в котором виднелось вспаханное поле. Хотелось спрыгнуть с автострады, лечь под яблони и заснуть. Но под ветками на колышке стоял щит: «Осторожно! Заминировано!» А дальше, в просвете, еще один — покрупнее: «Минное поле!»

Я повернулся было назад к своей машине, как вдруг в яблоневом просвете увидел легковой автомобиль. Трофейная «ганза»! Она юзом шла по вспаханному полю, выбрасывая из-под колес комья мокрой земли.

— Стой! — закричал я. — Мины!

Но «ганза» майора Андреева была метрах в 200 от автострады. На ней так все грохотало, что мой крик, конечно, не был слышен. К счастью, «ганза» вскоре забуксовала в канаве. Увидев, что майор открыл дверцу, я кинулся назад к кабине и дал очередь в воздух из автомата. Андреев так и замер с одной ногой, спущенной на землю.

Ко мне подбежали шоферы с других машин. Стали думать, как помочь начальнику штаба. Откос высокий, никакой буксир не вытащит машину кверху на автостраду. Да и троса такого длинного ни у кого не нашлось.

Попробовали разыскать саперов — какое там! Их перебросили ближе к Берлину. Узнали только, что гитлеровцы здесь ставили мины против танков. Значит, под человеком они могли бы и не взорваться. Нагнувшись под ветку яблони, я скатился с откоса и пошел по вспаханной земле к машине.

Шофер Ваня Годоваликов чуть не плакал от досады.

— Как же так получилось? — в сердцах отчитывал его майор Андреев. — Ты же уверял, что не уснешь? Зачем тогда меня уговаривал вздремнуть на заднем сиденье!

Годоваликов, ища у меня поддержки, клялся, что всю дорогу хлопал глазами, чтобы не заснуть. На секунду лишь зажмурился, когда «ганза» уперлась в хвост остановившейся колонны. Открыв же глаза, увидел, что машина валилась на бок с откоса. Едва успел повернуть руль, чтобы не дать ей опрокинуться. Спустился вниз на тормозах.

Ругать шофера было бесполезно. Трое суток без сна и отдыха мы подвозили боеприпасы под Берлин. Отправляясь в этот, последний рейс, многие из нас едва держались на ногах. Андреев и сам это понимал. Ругался только сгоряча, чтобы облегчить душу.

Иван Годоваликов спас ему на Ладоге жизнь, вытащив его из воды на 9-м километре. Мокнуть в трещине или воронке приходилось многим, и такое не забывается.

И вот теперь в 35 километрах Берлин! Только не хватало застрять и погибнуть здесь, на минном поле…

Вдвоем с Иваном Годоваликовым мы пошли на разведку пути. Нам повезло — вблизи оказалась проселочная дорога. Но едва наша «ганза» выбралась на нее, Иван чуть не наехал передним колесом на мину. Она была присыпана свежей землей. Пришлось мне с майором Андреевым пойти впереди, предупреждая Ивана, где объезжать подозрительные места. Так проселком «ганза» добралась наконец до моста, где был выезд на автостраду. Здесь начальник штаба пересел в мою машину.

Мы с ним вспомнили мирную жизнь. До войны Андреев работал главным механиком на фабрике «Ленсукно». Он постарше меня лет на десять, но мы с ним почти как друзья. Всю войну ведь провели вместе! Мы оба предчувствовали скорое расставание. Я сказал, что после демобилизации вернусь на Урал, в Челябинскую область. Там жили мои родители. Там я работал в Магнитогорске.

Андреев же заговорил про Ленинград, про Невский проспект и фонтаны в Петергофе.

Наш разговор прервала огромная воронка от бомбы. Не воронка, а целый котлован посреди автострады. На обочине стоял сожженный немецкий грузовик. В его кузове громоздились две легковые автомашины. Они были заброшены туда взрывной волной.

— Вот так попадание! — присвистнул майор. — Стоят друг на дружке, как игрушки.

Я прибавил газу, направляя машину в объезд.

— Скоро Берлин! — сказал Андреев и вытащил портсигар. — Помнишь, Гриша, «Песню шоферов Ладоги»: