Ради тебя, Ленинград! - [26]

Мы с Тамарой Шабановой работали на одном пирсе, но в разные смены. Виделись порой, лишь когда меняли друг друга. Нам приходилось вести учет перевозимых грузов, определять стоимость перевозок, выписывать накладные на суда. Чаще всего мы заполняли форму № 2. Без этих документов не отправлялось ни одно судно.

Грузы к нам на пирсы шли со всех концов страны. Сибирь посылала муку, зерно, масло. Из Средней Азии поступали рис, сахар, сушеные фрукты. С Кавказа в цистернах везли нефть. С Урала направлялось вооружение.

Вскоре стала мала пропускная способность наших причалов. Не хватало судов, в особенности буксирных пароходов. Их чаще всего атаковала вражеская авиация. А грузы нельзя было задерживать на берегу.

Мука, крупа и сахар могли намокнуть от дождя. Масло — растопиться на солнце. Но опаснее всего было задерживать боеприпасы. Их мы старались в первую очередь перегрузить на суда.

Когда бомбы не рвались у причалов и барж, нас «атаковали» представители заводов, которые везли в Ленинград свои срочные грузы. Каждый торопил с отправкой. За смену так измотаешься, что нет уже сил идти на отдых. Смена продолжалась по 12 часов. Если работа заканчивалась очень поздно, я оставалась ночевать на пирсе.

«Курск» в конце мая сняли с якоря. Он также работал на малой трассе между Кобоной и Осиновцом. Меня и Тамару переселили в деревню Леднево. Мы жили в избе с заколоченными окнами — хозяев эвакуировали подальше от ладожского берега, в более безопасное место. Нам предлагали землянку на лужайке, украшенной ромашками. Но мы не захотели прятаться под землю — не верили, что нас убьет.

В Леднево я возвращалась часто лишь утром, чтобы выспаться перед ночной сменой. Если не было бомбежки, переправа через канал напоминала мне детство. С озерной стороны на другой берег канала, где стояла наша заколоченная изба, можно было перебраться на крохотном плотике из 3–4 бревен. На таком плотике я любила кататься во время летних каникул.

Плотик был на веревочке, продетой с двух сторон. Потянешь за веревку — и сама себя повезешь от берега до берега. Дома меня ругали, опасаясь, что я сорвусь в воду. А мне нравилась эта игра. На плотике через канал-улицу в Новой Ладоге разрешалось переправляться только взрослым. Нам с Тамарой хотелось тогда поскорее подрасти!..

Мы работали в Кобонском порту без выходных. Но в середине сентября Тамаре Шабановой удалось съездить на сутки к матери в Новую Ладогу. Я помогла подруге, согласившись выйти и в свою и в ее смену.

Тамара вернулась на причал поздно ночью — как раз к 23 часам, когда ей нужно было заступить на дежурство.

— Натка! — сказала она с грустью. — Знаю, что это нехорошо, но не хочется тебя менять! Дома так сладко спалось у мамы. Она уговорила меня надеть теплое пальто. А ведь совсем еще не холодно, правда?..

Я ее понимала, хотя валилась с ног от усталости, отработав две смены подряд.

Тамара осталась в будке на пирсе, а я пошла на угольный причал, где пришвартовалась до утра порожняя баржа. В этой барже я и заночевала.

Проснулась, когда уже рассвело. Было тихое теплое утро. Небо чистое, без единого пятнышка. Я лежала на спине и смотрела в ясную синь. Она казалась бесконечной, как моя жизнь.

И вдруг небо словно усыпали горохом. Горошины стали разбухать, превращаясь в темные пятна. Эти пятна слились, и вот уже по небу поплыли сплошные бурые облака. Я поняла, что стреляли зенитки на Кареджской косе.

Быстро поднялась с палубы и выглянула за борт. В озере блестели на солнце корабли, уходившие от причалов. А по берегу бежали в укрытия люди. Тревога! Заработали зенитки и за каналом, в лесу, со стороны Кобоны.

Вражеские самолеты подходили с разных направлений. Звездный налет! Фашисты готовились нанести бомбовый удар в одну точку. Но куда?

Вначале казалось, что бомбить будут пирсы Кареджи. Но туда упали только первые бомбы. Главной целью налета оказались наши причалы.

Еще до того, как бомбы выбросили высокие фонтаны, я успела заметить танкер у соседнего причала. В него грузили матерчатые мешки с аммоналом. А потом меня сбросила с палубы взрывная волна.

Я очнулась на дне пустой баржи. Она рвалась, словно собака на привязи. Бомбы ложились то с правого, то с левого борта. Я боялась поднять голову.

Каждый раз, когда сверху слышался пронзительный свист, сжималось сердце. Попади бомба в танкер с аммоналом — и разнесет весь берег.

«Как там Тамара?» — с болью думала я. Она должна была отправить этот танкер.

Рубку шкипера изрешетило осколками. Я забралась туда, надеясь разглядеть соседний причал. Но кругом были только дым и фонтаны воды.

Вдруг раздался оглушительный грохот.

«Все! — пронеслось в голове. — Взорвался аммонал!»

Взрыв оглушил меня, но я вскоре поняла, что он случился на берегу. Взлетели в воздух пять вагонов с боеприпасами, стоявшие при въезде на Кареджскую косу. Там были мины и снаряды. Во все стороны летели горящие «сундуки».

А танкер с аммоналом остался невредим. Я видела между разрывами бомб, как его уводил за корму буксир. Успела моя подруга отвести опасность от причалов! Но от себя не отвела…

После окончания налета я сразу прибежала к будке, где оформляла документы Тамара Шабанова. С первого взгляда мне стало ясно, что случилась беда.