Рациональность, Наука, Культура - [24]

Эта концепция обобщает методологические критерии "внутреннего совершенства" и "внешнего оправдания", выдвигавшиеся А. Эйнштейном для оценки научных теорий: согласованность элементов научного знания на всех уровнях вплоть до социокультурного и согласованность этого знания с эмпирическими данными. Если это обобщение взять за универсальный критерий рациональности в науке, то ясно, что ни одно конкретно-историческое состояние науки и научного знания этому идеальному критерию не удовлетворяет. Любая теория - от узкоспециальных до фундаментальных сталкивается с "аномалиями" и "контрпримерами", ученые используют альтернативные теории, не согласующиеся друг с другом, но позволяющие согласовать различные классы фактов; объяснения одного и того же наблюдения на основе различных теорий могут не согласовываться и даже быть "несоизмеримыми"... Означает ли это, что реальная наука нерациональна? Или же ее следует считать "относительно рациональной" в той степени, в какой она приближена к идеалу согласованности?

Далее спросим: рационально ли поступает ученый, рассогласовывающий рациональную теорию, например, обнаруживая и исследуя "аномалию", вводящий добавочное допущение, необходимое для согласования с аномальным фактом, но нарушающее согласованность с другими теориями или даже с существующей картиной мира? Утвердительный ответ предполагает допущение: любое "рассогласование" научного знания рационально в том и только в том случае, если оно временно, инструментально, является средством для достижения более полной согласованности внутри теории или между теориями. Но это значит, что научная деятельность рациональна только "задним числом", то есть когда достигнута "более полная согласованность" (впрочем, понятия "более" и "менее" здесь требуют каких-то серьезных уточнений!).

Кроме того, если признать, что согласованность элементов научного знания (то есть понятий, теорий, суждений и т.д.) с экспериментальными данными в гносеологическом отношении может быть истолкована как "истинность" этих элементов, то рассуждение о научной рациональности вернулось бы на уже пройденную тропу...

Можно попытаться установить некоторую иерархию целей научной деятельности, в которой согласованность или логичность не окажутся главенствующими. Рациональность будет по-прежнему пониматься как Целесообразность, но абсолютной Рациональностью будет та, которая является целесообразной по отношению к Высшей Цели, а прочие рациональности-целесообразности, соотнесенные с более низкими целями, будут лишь относительными.

"Рациональность всякой деятельности, - пишет И. Т. Касавин, - состоит в ее способности наиболее эффективно и с наименьшей затратой сил удовлетворять некоторую социальную потребность", "некоторая потребность является рациональной, если ее удовлетворение способствует социальному прогрессу, нерациональной - если она не имеет к нему реального отношения, и иррациональной - если она противоречит ему"68. Речь идет о рациональности "как таковой", и связь с научной рациональностью не вполне ясна, ибо научная деятельность и ее результаты соответствуют различным социальным потребностям, в том числе и нерациональным, и даже иррациональным. Отсюда следует, что рациональная наука вполне способна приводить к нерациональным последствиям. Именно этот вывод, как мы помним, вызывает сомнения в рационализме и рациональности вообще. Поиск "адекватного воплощения" Рациональности в таком случае должен переключиться с исследования критериев научности на исследование критериев социального прогресса. Тема эта достойна самого серьезного внимания. Но думаю, что попытки найти универсальные критерии общественного прогресса натолкнутся на трудности, еще более значительные, а опасность релятивизма возрастет.

Поэтому возникает сомнение в том, можно ли вообще говорить о каких-то "формах рациональности", или же рациональность вообще и научная рациональность, в частности, являются чем-то аморфным, не имеющим собственной реальности, неким фантомом, который возникает тогда, когда что-то неблагополучно в нашей духовной сфере, когда на первый план выступает желание найти причины этого неблагополучия; быть может, рациональность - это то, над чем задумываются лишь в периоды кризисов, когда шатаются стандарты, стереотипы, привычные схемы деятельности, в том числе интеллектуальной деятельности, теряются ориентации, колеблются ценности и т. д.?69

Такая позиция в чем-то перекликается с методологической концепцией Т. Куна. В ней, как мы помним, подобные периоды кризисов, "духовного разброда и шатания", назывались периодами без рациональности, периодами, в которые наступает тоска по "нормальной", рациональной науке, и она буквально гонит ученых под сень новой парадигмы, которая позволит жить в условиях равновесия, создаст ощущение того, что мир понятен, а познание осмысленно, что разум имеет прочные основания. Рациональность - мираж, сулящий уверенность, душевный покой и счастье интеллекта, очень похожий на нечто осязаемое и "плотное", доступное уму и чувству, но исчезающий, как только к нему приближается вплотную методолог, пытаясь уловить этот мираж в сеть понятий и суждений.