Рабыня моды - [68]

— Ты что, работаешь на Джонаха?

— Я иногда помогаю ему, время от времени.

— Он был очень добр ко мне, — произнесла я, пытаясь выудить какую-нибудь информацию.

—Да, конечно, что касается добрых дел, он великий мастер. Если только ты не гегельянец — он терпеть не может их всех. Я слышал, он неоднократно говорил об этом. Я готов даже назвать это предубеждением. Правда, я сам никогда не был в Гегелии.

Что это, шутка? Прежде чем я успела обдумать свою догадку, Пэт уже с упоением разглагольствовал о египетских пирамидах, что «они и другие места, как Африка» были построены пришельцами. Его монолог продолжался до конца поездки.

Я никогда не была в Килберне днем. Центральная улица оказалась забита машинами, на тротуарах полно людей. У меня возникло ощущение, что мы находимся в центре Каира или Калькутты (это лишь фантазии, ведь я не была ни в одном из этих городов). И дело не в смешении национальностей и бросавшейся в глаза бедности, а в ощущении разлитого в воздухе напряжения, кипящей энергии, огромного желания творить, покупать, продавать и просто жить. Перед магазинами раскинулись лотки, домохозяйки торговались по поводу цены. Дети ныли, выпрашивая конфеты. Вывеска в витрине — «Все за один фунт». На мгновение мне показалось, что за фунт можно купить все в прямом смысле этого слова: весь запас туалетной бумаги, пакетов для мусора, зажигалок, терок для сыра, красивых хрустальных графинов и поддельных кукол Барби.

Мы приехали, Пэт обошел машину и открыл мне дверцу.

— Не сможешь выйти оттуда, — пояснил он, и мне показалось, что я поняла.

Холл был таким же, как я его запомнила: загроможденным и зловонным. Но на ковре лежали части уже другого велосипеда — в этом я была уверена. О, и еще убрали кошачье дерьмо. Квартира же выглядела совсем иначе!

— Немного привели ее в порядок для тебя, — застенчиво сказал Пэт.

Сильно пахло краской, все стены сияли белизной. Я смотрю по сторонам. Матрас теперь лежал на основании, и у кровати появилась простенькая спинка. Мои вещи были сложены в большой черный шкаф и комод — его раньше тут не было. Кухня стала идеально чистой, и в ней появилась пара новых предметов: в глаза бросился тостер. В гостиной стояли новый стол и четыре стула из разных гарнитуров. На столе в маленькой вазочке красовались маргаритки.

— Вот цветы тебе поставил, — указал на них Пэт.

Я вдруг почувствовала, что очень устала и готова расплакаться. Думаю, я еще недостаточно восстановилась после истории с кетамином. Я пожала Пэту руку, он покраснел и мгновенно отдернул ее.

— Ну, я пойду тогда, — сказал он. — Джонах придет навестить тебя завтра.

— Спасибо, большое тебе спасибо, — поблагодарила я, и Пэт ушел.

Было одиннадцать часов. Я прилегла и постаралась собраться с мыслями. После всех несчастий и провалов, которые я пережила в последнее время, мне казалось, что я подошла к краю пропасти. И сейчас я могла или начать снова взбираться по почти отвесному склону, или соскользнуть и упасть вниз, на камни. Но прежде всего необходимо было поспать. Я попыталась устроиться поудобнее и поняла, что слишком утомлена. Я устала, я очень устала.

В три часа я проснулась от голода. Помню, мы проезжали мимо супермаркета на Центральной улице, и я видела мерцающую неоновую вывеску «Еда навынос». Час спустя, выпив полбутылки вина и насладившись большой запеканкой с картофелем и рыбой (хотя именно сегодня в этой запеканке было много картофеля и муки и совсем мало рыбы), я устроилась на маленьком диванчике в гостиной.

Предложение Джонаха по поводу квартиры оказалось просто классным. Я могу как-нибудь украсить ее, и это доставит мне удовольствие. У меня еще никогда не было жилья, где я сама распоряжалась бы. И Килберн оказался не так уж плох. Если сравнивать его с моей единственной альтернативой — Ист-Гринстедом, — этот район являл собой сады Эдема. Итак, вопрос с квартирой решен. Теперь проблема с работой и деньгами. Я не особенно надеюсь на связи Джонаха. Наверняка его общение с миром моды происходило в момент прикрепления нашивок к тюремной робе. Я по-прежнему считала, что работа продавцом — лучшее, на что можно было рассчитывать в моем случае. И мне было неприятно думать, как низко придется опуститься, чтобы оказаться там, где никто не слышал о моих прегрешениях. Это могли быть розничные магазины какой-нибудь крупной торговой сети. Подобная перспектива заставила меня содрогнуться.

Потом мне в голову пришла одна неплохая мысль — Майло всегда жаловался на тупых девчонок, работавших в его компании. Вы можете не поверить, но Кукэ и Кливаж были лучшими. Возможно, пришло время сменить род занятий. Разве я не создана для того, чтобы заниматься пиаром? Я что, не умею сплетничать и тусоваться с лучшими дизайнерами? Разве у меня нет огромной телефонной книжки? Понятно, мне придется вначале запечатывать письма и заваривать кофе. А почему бы и нет, ведь, несомненно, через короткое время я начну… начну… ходить на вечеринки и заниматься самыми разными вопросами, как это делал Майло.

До этого момента я избегала звонить Майло. Он был настоящим фашистом и ненавидел слабых, бедных и безработных. Раньше я собиралась восстановить с ним связь, когда у меня все наладится. Но теперь я понимала, что моя жизнь никогда не вернется в прежнюю колею. И я должна это сделать.