Рабыня моды - [35]

— Браво! Повторить? — поинтересовался Лайам.

— Думаю, на этот раз джин с тоником.

В бокале не было ни льда, ни лимона, но все же это было немного лучше.

К счастью, музыка прекратилась, последовали резкие звуки аплодисментов. Толстяк в мокрой от пота футболке сел за наш столик.

— Лайам, поможешь нам сегодня? Споешь, после того как мы сыграем? Я смотрю, ты не один, вот и покажешь девушке, на что способно твое горло.

— Пэт, я не против, но не хочу оставлять ее одну в окружении диких зверей.

— Да брось ты. Мне бы хотелось услышать, как ты поешь. Кстати, где здесь туалет? — спросила я.

В женском туалете, когда я наконец добралась туда, стояла такая вонь, что я почти протрезвела. Создавалось впечатление, что там никогда не убирали. Один унитаз был забит бумагой, прокладками и всякой дрянью. На другом не было сиденья. Недалеко от замызганной раковины стоял автомат с презервативами «Дюрекс». Кто- то написал на нем черным фломастером: «Хотите вернуть деньги? Вставьте сюда ребенка». Эта фраза показалась мне очень забавной.

Вернувшись, я увидела за нашим столиком одного Пэта. Как вы понимаете, это чрезвычайно «обрадовало» меня. Я огляделась и в другой части зала увидела Лайама. Он беседовал о чем-то с человеком, напоминающем монстра Франкенштейна, правда, без болтов в голове, а в парике из стекловолокна.

— Лайам вернется через минуту, — сказал Пэт, и по' его голосу я поняла, что ему так же некомфортно, как и мне. Он сидел, положив руку на голову с коротко подстриженными волосами, и лихорадочно водил взглядом по полу в поисках темы для беседы, как будто кто-то мог уронить ее туда. И тут его осенило. — Ты знаешь глухих людей? — спросил он. В голосе Пэта звучали странные модуляции, как будто его передавали по радио в диапазоне коротких волн.

— Я знаю, что они существуют, — был мой ответ. — А! — произнес Пэт, не понимая, как трактовать мои слова. Потом он снова набрался смелости: — Я думаю, они не могут быть абсолютно глухими, — уверенно заявил он и постучал пальцем по клейкой поверхности стола.

— Не глухие? — удивилась я. Я уже молилась, чтобы Лайам поскорее вернулся.

— Я имею в виду, — продолжал он, повышая голос почти до крика, — как ты можешь это знать? Как доказать, что это действительно так? Им достаточно лишь сказать «простите» в ответ на обращение, и ты считаешь, что они плохо слышат. А потом они пользуются этим всю жизнь.

Лайам пришел на помощь нам обоим;

— Ладно, Пэт, я присоединюсь к тебе, пока Марта в состоянии управляться со скрипкой.

— Что это за страшный человек, с которым ты разговаривал? — спросила я.

— Большой Джонах. Он действительно страшный.

— Почему? Что он такое делает?

— Пугает людей.

— Ты имеешь в виду — защищает? — Я очень гордилась своей сообразительностью.

— Да, и еще собирает долги. Он знаменит своей известной фразой, понимаешь, глубоко в душе он философ, и перед тем как начать работать, произносит: «Тебе знакомы работы Фридриха Ницше?» Он говорит глубоким басом и с акцентом уроженца Глазго, а потом достает молоток. О, пора петь. Пойдем туда, Кэти.

Следующий зал был не меньше основного. В него набилось много народу, желающих послушать ансамбль, и свободных стульев почти не осталось. Лайам нашел для меня удобное место, а потом забрался на сцену в углу, где уже стояли три музыканта. Пэт отвернулся от синтезатора и надел огромный аккордеон. Жилистый пожилой мужчина, чье лицо было похоже на безжизненно обвисшее легкое, держал скрипку, а еще один с кудрявыми баками, скорее это были расширяющиеся книзу бакенбарды, — банджо. Лайам же взял гитару.

— Привет, Лондон, — сказал он, подражая рок-звездам, отыскал меня взглядом в толпе и подмигнул. — Вы уже слышали эту песню миллион раз, но сегодня я буду исполнять ее с гораздо более сильным чувством, чем обычно.

Зрители засмеялись и оживились. Может, они слышали раньше не только эту песню, но и эту фразу?

Песня, которую пел Лайам, была мне абсолютно незнакома, хотя она наверняка хорошо известна, даже кажется избитой жителям удаленных ирландских районов Килберн и Криклвуд. Я же привыкла к однообразной музыке, тихо звучащей в магазинах: популярным клубным мелодиям. Под нее можно было притвориться кем угодно, она занимала промежутки между мыслями. Музыка, которую я услышала в пабе, была совсем иной. В ней звучали острая тоска и грусть, и мне показалось, что меня крепко обнимают сильные руки.

О, Пегги Гордон, приходи ко мне скорее,

Садись, тебя я крепко обниму.

Скажи, зачем тебе врага стал злее,

Не смотришь на меня ты почему?

Голос Лайама нельзя было назвать ни красивым, ни сильным. Но он как будто растворялся в музыке, звучал искренне и выражал боль.

Не буду отрицать, что я влюбился,

И сердце жжет в пылающей груди,

Поведаю об этом всему миру,

Сдержаться не могу я, извини.

Лайам пел и смотрел на меня. Было настолько очевидно, что он обращается к конкретной девушке, что люди вокруг начали оглядываться.

Сегодня перебрал немного виски, Чтоб легче было ношу мне нести.

Ведь только выпью — память оживает. О, Пегги Гордон, поскорее приходи!

Человек с банджо достал откуда-то свистульку, и ее нежные звуки прыгали и путались в словах, как маленькая девочка, играющая под ногами у взрослых.