Рабыня моды - [31]

— Прости, думаю, я понял, почему ты так расстроилась. С моей стороны это было бестактно.

— Забудь об этом! — яростно, словно проклятие, произнесла я.

— О Боже, — испугался Людо, — ты сделала то, что ожесточает твое сердце, правда?

— Да, именно так. Будь ты со мной в кафе сегодня утром, мог бы слышать, как его сковывает лед.

— Не делай этого, послушай, хочешь, я сейчас изображу рыбку гуппи? Я знаю, тебя это всегда смешит. Ты готова? Ну вот, я показываю. — Он помолчал. — Ты что, не смеешься?

— Нет.

— Ладно, хорошо. Теперь я покажу тебе, как ходит обезьяна. Ведь это всегда срабатывает.

Я твердо решила не смеяться. Стоит только улыбнуться, и меня захлестнет любовь, — я не буду способна на плохой поступок, а я все же хотела его совершить.

— Послушай, пожалуйста, прекрати. Я не в настроении. Через пару дней я приду в себя.

— Я не могу столько ждать, мне плохо. Знаешь, я бы отдал все на свете, чтобы это стихотворение не приняли.

— Нет, не ты. Я отдала бы все, что угодно. Тебе бы понравилось, если бы я рассказывала всем подряд, что у тебя не встает?

— Но это несправедливо. Сколько раз такое случалось? Два?

—Четыре, если быть точной. Но ты уходишь от темы. Проблема в том, что невозможно было придумать ничего более оскорбительного, даже если бы тебе помогали величайшие гении в истории человечества: Альберт Эйнштейн, мадам Кюри, Исаак Ньютон, Вивьен Вествуд и еще кто-нибудь на твой выбор.

— Послушай, но я ведь уже извинился. Пытался объяснить, что эти строки не о тебе. Не знаю, что еще я должен сделать. Пойдем, выпьем сегодня вечером, и все наладится.

— Извини, сегодня я ужинаю с девочками.

— С какими девочками? — мрачно, но без тени подозрения, спросил Людо.

— Ну, с девочками, глупый. — Я знала, что он не будет расспрашивать.

— Ну ладно, ты ведь шутила, когда поставила Вивьен Вествуд в один ряд с Ньютоном, правда?

— Боже мой, Людо! А я всегда считала, что у мужчин сильнее развито чувство юмора.

Было пять минут шестого. Пенни давно ушла. В ателье все тоже начали расходиться. Девушки в магазине уже стояли, как цапли над прудом с рыбой, с нетерпением ожидая, когда можно будет запереть дверь и начать подсчитывать выручку. Я же болтала с Вероникой:

— Вероника, вот если бы у тебя был парень, ты бы захотела встречаться с другим?

— Кэти! — закричала Вероника. — Нет! Никогда! Когда я отдам свое сердце мужчине, это будет навсегда, или я никогда…

— Да, очень мило. Но тебе легко так себя вести! Совсем не сложно быть хорошей, когда у тебя нет выбора.

— Кэти, послушай, к чему все эти вопросы? Ты ведь не думаешь о том, чтобы… сделать что-то такое?

— Конечно, нет, глупенькая. Я просто размышляла над этим вопросом, так, вообще.

— Но, Кэти, ты никогда не делаешь ничего в глобальном плане, твои поступки всегда конкретны.

— Вероника, знаешь, если бы мне понадобился психоаналитик, я бы пошла… — Но я не могла вспомнить ни одного имени, поэтому решила не уточнять. — К психоаналитику. И кто дал тебе право, — продолжала я мерзким тоном, — делать обобщения? Что ты знаешь о жизни? Ты сидишь, обложившись бумагами и всякой ерундой, и что хорошего ты сделала? Все, на что ты способна, — это критиковать, гадить и вставлять саркастические замечания.

Вероника сидела в приемной клиники альтернативного лечения боли — там работало много специалистов по акупунктуре, фитотерапевтов, остеопатов и разных других полоумных. Ближе всего к альтернативной медицине я оказываюсь, когда, услышав комплимент по поводу своей внешности, начинаю чувствовать себя гораздо лучше.

— Извини, Кэти. Я знаю, ты не причинишь боли Людо, ведь ты так сильно его любишь. Но ведь раньше ты была жестока с парнями.

— Назови хотя бы одного.

— Малкольм Гидлоу.

— Малкольм Гидлоу! Никто не относился к нему серьезно, ты не можешь строго судить меня за тот поступок.

— Стефан Соланки.

— Но он ведь поступил в университет, не могла же я болтаться без дела в ожидании его каникул. — Я взглянула на часы на стене. — Послушай, извини, но мне пора идти. Созвонимся, пока.

И я положила трубку. Черт возьми, еще не хватало, чтобы из всех моих знакомых именно Вероника читала мне лекции. Мне нужно еще сделать несколько звонков. Во-первых, узнать телефон паба «Блэклэм», что не так уж и сложно. Затем позвонить туда и выяснить, как туда добраться.

— Алло, — слышу я голос.

— Это «Блэк лэм»?

— Нет, то есть да. Я — нет, но это здесь[13].

— Где именно вы находитесь?

— Я около телефона, который у барной стойки.

— Послушайте, у меня нет времени на подобные игры. Как мне найти «Блэк лэм»?

— Ах, вы об этом, а откуда вы пойдете?

— От станции метро.

— Вам нужно спуститься вниз по левой стороне главной улицы. Пройдете несколько магазинов и попадете к нам. От станции идти не больше четырех минут.

Хорошо, сойдет.

Единственный плюс района Килберн в том, что он расположен на ветке метро «Юбилейная», и среди пассажиров, которые ею пользуются, наименьшее количество дурно пахнущих людей. Даже странно, что она ведет в такой клоповник, как Килберн. От станции «Бонд- стрит» я ехала двадцать минут. Все это время я пребывала в сильном возбуждении и продолжала твердить себе, что ничего не произойдет. Я выпью одно пиво, а потом придумаю какой-нибудь предлог, чтобы смыться. Но у моего тела были свои планы, и я поняла, что улыбаюсь, только в тот момент, когда сидевшая напротив женщина, одетая в нечто из искусственного меха под оцелота, улыбнулась мне в ответ.