VII
Повторяется совершенно то же, что было во времена крепостного права. Как тогда большинство владельцев крепостных и вообще людей достаточных классов если и признавали положение крепостных не вполне хорошим, то предлагали для исправления его только такие изменения, которые не нарушали главных выгод помещиков, так и теперь люди достаточных классов, признавая положение рабочих не совсем хорошим, предлагают для исправления его только такие меры, которые не нарушают выгодного положения людей достаточных классов. Как тогда благорасположенный помещик говорил об отеческой власти и советовал, как Гоголь, помещикам быть добрее и заботливее о своих крепостных, но не допускал и мысли об освобождении, которое представлялось ему вредным и опасным, - так точно и теперь большинство достаточных людей нашего времени советуют хозяевам быть заботливее о благе своих рабочих, но точно так же не допускают и мысли о таком изменении строя экономической жизни, при котором рабочие были бы вполне свободны. И точно так же как тогда передовые, либеральные люди, признавая неизменным положение крепостных, требовали от правительства ограничения власти господ и сочувствовали возмущениям крепостных, так и теперь либералы нашего времени, признавая существующий порядок неизменным, требуют от правительства ограничения капиталистов и фабрикантов и сочувствую союзам, стачкам, вообще возмущениям рабочих. И точно так же как и тогда самые передовые люди требовали освобождения крепостных, но и в проекте оставляли их в зависимости от собственников земли - помещиков или от оброков и податей, - так и теперь самые передовые люди требуют освобождения рабочих от капиталистов, обобществления орудий производства, но при этом оставляют рабочих в зависимости от теперешнего распределения и разделения труда, которые, по их мнению, должны остаться неизменными. Учение экономической науки, которому, хотя и не вникая в подробности его, следуют все считающие себя просвещенными и передовыми достаточные люди, представляется при поверхностном взгляде либеральным, даже радикальным, заключая в себе нападки на богатые классы общества, но по существу учение это в высшей степени консервативное, грубое и жестокое. Так или иначе, но люди науки и за ними и все достаточные классы во что бы то ни стало хотят отстоять существующее теперь распределение и разделение труда, дающее возможность производить то большое количество предметов, которыми они пользуются. Существующий экономический строй люди науки, а за ними и все люди достаточных классов называют культурой и видят в этой культуре: железных дорогах, телеграфах, телефонах, фотографиях, рентгеновских лучах, клиниках, выставках, и главное, всех приспособлениях комфорта, - нечто такое священное, что не допускают даже мысли о таких изменениях, которые могли бы уничтожить все это или хоть малую часть этих приобретений. Все можно изменить по учениям этой науки, но только не то, что они называют культурой. А между тем становится все более и более очевидным, что эта культура может существовать только благодаря принуждению рабочих к работе. Но люди науки так уверены в том, что культура эта есть величайшее из благ, что смело говорят обратное тому, что когда-то говорили юристы: fiat justitia - pereat mundus (1*). Теперь же говорят: fiat cultura - pereat justitia (2*). И не только говорят, но и поступают так. Все можно изменить и в практике, и в теории. Но только не культуру, - не все то, что совершается на заводах, фабриках, а, главное, продается в магазинах.
(1* Да здравствует справедливость - пусть погибнет мир (лат.) *) (2* Да здравствует культура - пусть погибнет справедливость (лат.) *)
Я же думаю, что людям просвещенным, исповедующим христианский закон братства и любви к ближнему, нужно сказать совершенно обратное: Прекрасно электрическое освещение, телефоны, выставки и все сады Аркадии с своими концертами и представлениями, и все сигары и спичечницы, и подтяжки, и моторы; но пропади они пропадом, и не только они, но и железные дороги и все фабричные ситцы и сукна в мире, если для их производства нужно, чтобы 99/100 людей были в рабстве и тысячами погибали на работах, нужных для производства этих предметов. Если для того, чтобы Лондон или Петербург были освещены электричеством, или для того чтобы были построены здания выставки, или для того, чтобы были красивые краски, или чтобы скоро и много ткали красивых материй, нужно, чтобы погибло, или сократилось, или извратилось хотя бы самое малое количество жизней (а статистика показывает нам, как много их погибает), то пускай освещается Лондон или Петербург газом или маслом, пускай не будет никакой выставки, пускай не будет красок, материй, но только чтоб не было рабства и происходящих от него гибелей жизней человеческих. Истинно просвещенные люди всегда лучше согласятся вернуться у езде верхом и на вьюках и даже к копанью земли кольями и руками, чем ездить по железным дорогам, регулярно давящим столько-то людей в год только потому, что владетели дорог находят более выгодным платить семьям убитых вознаграждение, чем провести дороги так, чтобы они не могли давить людей, как это происходит в Чикаго. Девиз истинно просвещенных людей не fiat cultura - pereat justitia, а fiat justitia - pereat cultura (*). Но культура, полезная культура и не уничтожится. Людям ни в каком случае не придется вернуться к копанию земли кольями и освещению себя лучинами. Недаром человечество при своем рабском устройстве сделало такие большие успехи в технике. Если только люди поймут, что нельзя пользоваться для свои удовольствий жизнью своих братьев, они сумеют применить все успехи техники так, чтобы не губить жизней своих братьев, сумеют устроить жизнь так, чтобы воспользоваться всеми теми выработанными орудиями власти над природой, которыми можно пользоваться, не удерживая в рабстве своих братьев.