Работа актера над собой в творческом процессе воплощения - [53]
Однако загиб сделан! Вы ждете, не торопите!
Ничто не мешает ввести психологическую паузу в добавление к логической!
Загиб дразнит любопытство!
Психологическая пауза — творческую природу, интуицию… и воображение… и подсознание!
Остановка дает время мне и вам разглядеть ви́дения… досказать их действием, мимикой, лучеиспусканием!
Это не ослабит! Напротив! Активная пауза усилит, возбудит меня и вас!
Как бы не уйти в голую технику!
Буду думать только о задаче: во что бы то ни стало заставить вас увидеть то, что вижу сам внутри!
Буду активен! Нужно продуктивно действовать!
Но… нельзя перетягивать остановку!
Дальше!
«…не ведая обратного отлива»…
(«…несутся в Пропонтиду и в Геллеспонт»).
Почему глаза сильнее раскрываются?!
Энергичнее излучают?!
И руки медленно, величаво тянутся вперед?!
И все тело, и весь я тоже?!
В темпе и ритме тяжелой перекатывающейся волны?!
Вы думаете это расчет, актерский эффект?
Нет! Уверяю вас!
Это делается само!
Я осознал эту игру потом, когда она уже была окончена!
Кто же это делает?
Интуиция?
Подсознание?
Сама творческая природа?
Может быть!
Знаю только, что психологическая пауза помогла этому!
Создает настроение!
Дразнит эмоцию!
Заманивает ее в работу!
Подсознание тоже помогает!
Сделай я это сознательно, с актерским расчетом, вы бы приняли за наигрыш!
Но сделала сама природа… и всему веришь!
Потому что — естественно!
Потому что — правда!
«…вперед, вперед
несутся в Пропонтиду и в Геллеспонт».
Опять post factum понял, что во мне создалось что-то зловещее!
Сам не знаю, отчего и в чем!
Это хорошо! Это мне нравится!
Задерживаю психологическую паузу!
Не все выразил!
Как задержка дразнит и разжигает!
И пауза стала действеннее!
.
Опять дразню природу!
Завлекаю в работу подсознание!
Есть много манков для этого!
Подхожу к высокой ноте: «Геллеспонт»!
Скажу и потом опущу звук!..
Для нового последнего разбега!
«Та к замыслы мои коварные
Неистово помчатся, | и уж назад
Не вступят никогда | и к прошлому
Они не воротятся, |
А будут все нестись неудержимо…»
Сильнее вычерчиваю загиб. Это самая высокая нота всего монолога.
«…а будут все нестись неудержимо…»
Боюсь ложного пафоса!
Сильнее держусь задачи!
Внедряю свои ви́дения!
Интуиция, подсознание, природа — делайте, что хотите!
Полная свобода! А я сдерживаю, дразню паузами.
Чем больше сдерживаешь, тем больше дразнит.
Пришел момент: ничего не жалеть!
Мобилизация всех выразительных средств!
Все на помощь!
И темп, и ритм!
И… страшно сказать! Даже… громкость!
Не крик!
Только на два последних слова фразы:
«…нестись неудержимо» и…
Последнее завершение! Финальное!
«…пока не поглотятся диким воплем».
Задерживаю темп!
Для большей значительности!
И ставлю точку!
Понимаете ли вы, что это значит?!
Точка в трагическом монологе?!
Это конец!
Это смерть!!
Хотите почувствовать, о чем я говорю?
Вскарабкайтесь на самую высокую скалу!
Над бездонным обрывом!
Возьмите тяжелый камень и…
Шваркните его вниз, на самое дно!
Вы услышите, почувствуете, как камень разлетится в мелкие куски, песок!
Нужно такое же падение… голосовое!
С самой высокой ноты — на самое дно тесситуры!
Природа точки требует этого.
Вот так
— Как?! — воскликнул я. — В такие моменты артисты живут какими-то техническими и профессиональными расчетами?!
А вдохновение?!
Я убит и обижен!
— Да… одной половиной своей души артист весь уходит в сверхзадачу, в сквозное действие, в подтекст, в ви́дения, в линии элементов самочувствия, а другой — артист живет психотехникой, приблизительно так, как я вам это сейчас демонстрировал.
……………………… 19… г.
Набравшись храбрости, я хотел высказать Аркадию Николаевичу все, чем жил эти дни, после его последнего урока.
— Поздно! — остановил он меня и, обратившись к ученикам, объявил:
— Моя миссия в области речи окончена! Я вас ничему не научил, так как и не собирался этого делать. Но я подвел вас к сознательному изучению нового и очень важного предмета.
Я дал вам понять на маленькой практике, сколько технических приемов голосовой разработки, звуковых красок, интонаций, всевозможных фонетических рисунков, всякого вида ударений, логических и психологических пауз и прочее и прочее надо иметь и вырабатывать в себе артистам, чтобы ответить на требования, которые предъявляет наше искусство к слову и речи.
Я все сказал, что мог. Остальное лучше меня доскажет вам Владимир Петрович Сеченов, ваш будущий преподаватель «законов речи» по «Выразительному слову».
Аркадий Николаевич представил нам его после того, как тот появился из темноты зала. Потом он сказал ему несколько милых приветственных слов и объявил, что после небольшого перерыва Владимир Петрович даст свой первый урок.
Аркадий Николаевич начал уже поворачиваться, чтобы уходить, но я задержал его.
— Не уходите! Умоляю вас! Не оставляйте нас в такую минуту, не досказав самого главного!
Паша поддержал меня.
Аркадий Николаевич смутился, покраснел, отвел нас обоих в сторону, сделал нам выговор за бестактность по отношению к новому преподавателю и, наконец, спросил:
— В чем дело? Что случилось?
— Это ужасно! Я разучился говорить! — захлебываясь в словах, изливал я ему душу.
— Я старательно ввожу при чтении и речи все, что узнал от вас, но в конце концов путаюсь и не могу связать двух слов. Я ставлю ударение, а оно, точно на смех мне, не становится туда, где нужно по правилам, а отскакивает! Я добиваюсь обязательных интонаций, требуемых знаками препинания, а мой голос выворачивает такие фонетические фигуры, которые меня же самого приводят в полное недоумение. Стоит мне начать говорить какую-нибудь мысль, и я перестаю думать о ней, так как поглощен законами речи и ищу по всей фразе, куда бы их применить.
