Раб великого султана - [8]

Антти сказал мне:

– Пришел наш последний час, и я не хочу больше пятнать свои руки кровью ближних. По правилам военного искусства благородные мужи сопротивляются врагу до тех пор, пока существует хоть малейшая возможность спасения. – С этими словами он отшвырнул меч, но тут же добавил, точно стыдясь своего поступка: – И тебе не советую бороться с теми, кто явно сильнее нас. Лучше примем смерть от рук неверных как смиренные христиане.

Брат Жан до последней минуты пытался со своим медным распятием яростно наскакивать на пиратов, но они даже не дали себе труда убить монаха. Один из них просто вырвал у него распятие и совершенно спокойно швырнул святыню в море. Это привело брата Жана в такое неистовство, что он с пеной на губах бросился на негодяя, царапаясь и кусаясь, пока не получил пинка в живот и не грохнулся на палубу, где начал извиваться, громко воя от боли. Мы с Антти не сопротивлялись, когда нас подтолкнули к кучке других пленников. Пираты разбежались по всему кораблю и полезли в каюты и трюмы через все двери, люки и отверстия. Легкая победа привела неверных в прекрасное настроение, и потому сначала они были не слишком суровы с нами. И лишь когда пираты к своему великому разочарованию поняли, что на корабле нет никаких ценных грузов, а есть только кучка бедных паломников, неверные принялись грозить нам кулаками и проклинать нас на всех языках мира. Я с удивлением заметил, что корсары не были ни африканцами, ни турками. Хотя они и носили тюрбаны, но были в большинстве своем итальянцами или испанцами.

Эти жестокие люди избивали нас, плевали нам в лица и срывали с нас одежды, так что вскоре лишь жалкие лохмотья прикрывали нашу наготу. Пираты отобрали у нас кошели и проворными пальцами ощупали наши вещи, ища зашитые в складках материи монеты и драгоценности. Но я в тот момент уже не думал о потерянных деньгах; меня волновала лишь собственная жизнь. Найденные дорогие вещицы и монеты разбойники бросали на разложенный на палубе парус. Туда же полетели лучшие из наших нарядов – и случилось все это в мгновение ока.

Когда нас уже обобрали до нитки, на корабль наш ступил темнокожий мужчина в большом тюрбане, украшенном султаном из роскошных перьев. Шелковый халат этого человека был весь расшит серебром, а в руке мужчина сжимал ятаган, на рукояти которого горели драгоценные камни. Завидев смуглокожего, наши раздетые и разутые матросы начали с горячностью колотить себя в грудь и напрягать мускулы, но он в надменности своей даже не взглянул в сторону пленных моряков. Пираты показали ему жалкую добычу, захваченную на корабле, а когда смуглокожий выразил кивком свое согласие, они забегали среди нас, ощупывая наши мышцы, осматривая зубы и быстро и деловито оттаскивая в сторону слабых и больных. Это встревожило меня еще больше, и я спросил, что все это значит. Матросы объяснили мне, что пираты оставляют в живых только тех, кто может грести или годится для какой-нибудь другой тяжелой работы, а всех прочих убивают, и нам надо молиться, чтобы они отнеслись к нам милостиво.

И тут меня охватил такой страх, что язык у меня отнялся и я не мог больше вымолвить ни слова. В этот миг на палубу вывалилось несколько пиратов. Они волокли вырывающуюся Джулию. Негодяи смеялись и радостно галдели, ибо Джулия нежно прижимала к груди моего песика Раэля, который рычал и скалил на них зубы, так что пираты весьма и весьма изумлялись, как такая маленькая собачка может быть столь храброй и злой.

Увидев и учуяв кровь, Раэль разъярился еще больше; к тому же он беспокоился обо мне – и потому начал так рваться у Джулии из рук, что ей пришлось выпустить его. Тогда он помчался прямо ко мне и принялся лизать мне пальцы, чтобы показать, как он рад, что нашел меня – и что я жив.

Предводитель неверных в нетерпении взмахнул рукой – и смех и веселый гвалт мгновенно смолкли, словно смуглокожий отсек все звуки своим ятаганом. Воцарилась гробовая тишина. Капитан приказал, чтобы Джулию подвели к нему. Он сорвал с ее лица вуаль и сначала взглянул на пленницу весьма благосклонно. Но увидев ее глаза, он отшатнулся и вскрикнул от удивления. А его люди в испуге выставили перед собой пальцы, как рога, чтобы уберечься от дурного глаза.

Матросы с нашего корабля тоже позабыли о своей беде и, сгрудившись возле охраняющих их пиратов, принялись размахивать кулаками и вопить:

– Эту женщину надо бросить в море! Это из-за ее дурных глаз погибло наше судно!

Из этих слов я понял, что они давно догадывались о тайне Джулии.

Но ярость моряков лишь помогла Джулии, ибо, чтобы выказать им свое презрение, предводитель неверных знаком повелел своим людям отвести девушку в круглый шатер, который стоял на корме пиратского корабля. Я почувствовал огромное облегчение, хотя сразу понял, что в плену у неверных Джулию ждут лишь насилие и рабство.

Надменный капитан еще раз нетерпеливо взмахнул своей смуглой рукой. Тогда, выступив из толпы, перед ним замер огромный, черный, как уголь, невольник, обнаженный до пояса, с кривой турецкой саблей в руке. Капитан кивком указал ему на стариков и больных, которые уже упали на колени, и повернулся к ним спиной, с презрением глядя на нас, пленников, еще не осмотренных пиратами. Когда чернокожий палач приблизился к своим жертвам, паломники в ужасе закричали, но он, не обращая внимания на мольбы и стоны, принялся легко и ловко сносить несчастным головы резкими взмахами своего ятагана.