Раб великого султана - [40]

Небольшую арену заблаговременно посыпали толстым слоем песка, чтобы борец, упав на голову, не свернул себе шею. Однако песок, делая падение более безопасным, сковывал движения, мешая соперникам быстро перемещаться по арене и увертываться от ударов, так что в конечном счете в поединке побеждала грубая сила, а не искусство борцов.

Огромная толпа придворных, евнухов, мамлюков, негров и накрашенных мальчиков вскоре заполнила двор. Все они занимали места перед зрителями, прибывшими из города. В забранных решетками окнах за султанским троном появились женские головки с лицами, закрытыми чадрами.

Внезапно в каменной стене распахнулась калитка-решетка, и по ступенькам нетвердым шагом спустился во двор Селим бен-Хафс в окружении своих ближайших сотрапезников. На отекшем лице султана, лоснившемся от всяческих притираний, лежала печать вечной скуки и скверного настроения; под глазами у Селима были мешки от чрезмерного употребления опия – и выглядел этот человек ужасно. Он смотрел по сторонам с полуоткрытым ртом, а его нижняя губа отвисла и дрожала сильнее, чем обычно.

Двое придворных борцов со злобными лицами немедленно вышли на арену и закружились в схватке, поднимая тучи пыли. Оба противника избегали наносить друг другу увечья, и бой скорее походил на балаганное представление, чем на настоящий поединок. Такая игра быстро наскучила Селиму бен-Хафсу, и, всерьез разозлившись, он приказал борцам немедленно покинуть арену и наградил их должностью носильщиков дров, что, насколько я понял, скорее обрадовало, чем огорчило атлетов.

Бои продолжались, а я тем временем бродил среди зрителей, постоянно переходя с места на место, словно раздумывая, где бы мне устроиться поудобнее. Таким образом я беспрепятственно обошел весь двор, заглянул во все окна, и никто даже не попытался меня остановить. В конце концов я прошмыгнул во дворец, пробежался по пустым залам, ибо все ушли смотреть состязания борцов, и даже спустился в подвалы; и только на кухне я наткнулся на одного юного поваренка. Удивленный моим неожиданным появлением, он спросил, что мне тут надо. И я ответил ему:

– Я – брат знаменитого борца Антара, такой же раб, как и ты, а здесь ищу отхожее место, ибо очень волнуюсь за моего возлюбленного брата, которому предстоит жестокая схватка со знаменитым атлетом султана Селима бен-Хафса.

Мальчик посочувствовал мне и провел в отхожее место для прислуги, а потом мы долго по-дружески болтали с поваренком, и он остался доволен нашей встречей, тем более, что я отблагодарил его за любезность двумя серебряными монетами. Поваренок был страшно доволен и на радостях показал мне большую дворцовую кухню, а также поведал, сколько изысканных блюд готовят здесь ежедневно для султана, каким образом доставляют их в залы и сколько раз снимают пробы, пока кушанья не окажутся наконец на столе владыки Алжира.

Я стал расспрашивать его о жизни женщин в гареме. Джулия, встречавшаяся с этими особами в городской бане, рассказывала нам о них вечерами. Поваренок же с хитрой улыбочкой заявил:

– Наш господин презирает своих жен и пренебрегает ими, предоставляя им слишком много свободы. Женщинам он предпочитает мальчиков. За пару серебряных монет – может, у тебя случайно еще осталось серебро? – я готов открыть тебе великую тайну, которая, конечно же, будет тебе интересна, ибо человек ты любознательный.

Тут я, словно невзначай, уронил на пол блестящую золотую монету и, сделав вид, что не заметил пропажи, не оборачиваясь, двинулся дальше. Мальчишка, быстро оглядевшись по сторонам, поднял с пола золотой и провел меня по узеньким ступенькам в тесный коридор, в конце которого виднелась дверь, окованная железом.

– И вовсе это никакая не тайна, – неожиданно выпалил поваренок. – Дверь эта открывается часто и совершенно бесшумно, пропуская тех, кто не хочет появляться у больших золотых ворот, ведущих в гарем. Когда ночной гость уходит, все рабы и слуги поворачиваются к двери спиной, чтобы не видеть, кто же покидает покои султанских жен; а тот, кто спешит внутрь, ослепляет любопытные глаза челяди блеском золота и серебра.

Со двора донесся звон колокольчиков, и мы поторопились занять места среди зрителей, чтобы не пропустить самого интересного боя. Но все это время меня не покидало беспокойство. Мне – как некогда в доме еврея Синана – казалось, будто чьи-то невидимые глаза неотрывно следят за каждым моим шагом. Поскорее протолкавшись к Абу эль-Касиму, я буквально прилип к нему и застыл, не шевелясь и внимательно наблюдая за поединком. Я пытался таким образом доказать любопытным глазам, что единственной целью моих прогулок по дворцу Селима были поиски отхожего места.

В круг, очерченный для боя, вступили Антти и чернокожий борец султана. Нежный перезвон серебряных колокольчиков оповестил о начале поединка. Оба соперника приветствовали Селима бен-Хафса, но тот ответил лишь вялым взмахом руки, приказывая начинать борьбу. В тот же миг негр бросился на Антти и, пригнув голову, подхватил с арены горсть песка, чтобы швырнуть его в лицо противнику и ослепить его, но Антти удалось вовремя отвернуться и закрыть глаза. И вот уже борцы сцепились, захрустели кости, каждый пытался опрокинуть соперника или по крайней мере ослабить его захват.