Раб - [8]

А девочкам не нужна была забота воспитателя-мужчины. Фактически, Ксантив и раньше занимался детьми только из-за мальчиков. Теперь они уехали, а он охранял царевну Илону… Он ночевал в маленькой комнатке рядом с ее покоями, на его бедре вновь висел короткий меч — ему доверяли настолько, что разрешили носить оружие. У него был иной статус — не столько раба, сколько слуги. И бронзовый ошейник был заменен широким серебряным браслетом на левой руке, больше напоминавшем налокотник.

Он боялся сказать хоть слово в ее присутствии — боялся, что его голос дрогнет. Он был рад, что этикет предписывал ему постоянно держаться позади нее — так она не видела, что он любуется ею. Она была совершенна, как сошедшая с небес богиня, и так же недоступна. Мыслимо ли — мечтать о ней?! Он сам себе не сознавался, насколько сильно он любит ее.

Его неискушенная натура не допускала даже надежды на взаимность. Напрасно разум твердил ему, что в этом нет ничего невозможного — любовь не знает о разнице между царевной и рабом. Ксантив не позволял себе думать об этом…

Илона направила коня в небольшую рощу на берегу уединенного ручья, остановилась в прохладной тени деревьев, обернулась. Ксантив понял, что она хочет сойти — и растерялся: здесь нет никого, кто помог бы ей, это должен сделать он. Он должен прикоснуться к ней… Смиряя волнение, он спрыгнул на землю, подошел к ней. Всего лишь на миг теплое, хрупкое, но сильное девичье тело оказалось в его руках, и он задрожал. И похолодел что, если она догадается и разгневается? Она ведь почти богиня, и любовь простого смертного может показаться ей оскорбительной, хотя Ксантив ни к кому не испытывал таких чистых чувств, как к ней.

— Какой ты неловкий! — засмеялась она. — Ксантив, ты похож на мальчика, впервые увидевшего женщину, — и без всякого перехода спросила: — Это правда, что ты был монахом?

— Почти, — с трудом выговорил Ксантив. — Я был солдатом, воспитанным в храме.

— Понятно. Поэтому ты такой молчаливый, — сделала вывод Илона и поинтересовалась с детской бесцеремонностью: — А женщины у тебя были?

Ксантив слегка опешил, но, с другой стороны, ему стало легче.

— Были. Как и у любого солдата.

— Какие-нибудь крестьянки? — допытывалась Илона.

— Ну, я ведь только в душе — простой солдат. Меньше, чем сотней, я не командовал никогда. Даже в Энканосе я был одним из двоих сотников, хотя на всех церемониях выводил только десять человек из ста. И подруги у меня были непростые. Молодые жрицы, в-основном.

— Ты был женат?

— Нет. Я был молод для этого. Но если бы захотел, я мог бы выбрать любую.

— Даже благородную?

— Энканос равняет своих воспитанников с благородными, а своих жрецов — с царями.

— Что такое Энканос? Город, страна?

— Храм. И семья. Наши отцы — наставники, наши матери — храмовые стены, так мы говорили про себя. Энканос — это братство до смерти. Или до отречения. Мы носим двойное имя, второе — название храма.

— Так тебя зовут Ксантив Энканос?

— Да.

— А почему у тебя такое странное имя? Откуда ты родом?

— Из Энканоса, — с улыбкой ответил Ксантив. — Как и все воспитанники храма.

Илона с недоумением пожала плечами, повернулась и пошла к ручью. Ксантив стреножил коней, пустив их пастись, и последовал за ней.

У него перехватило дыхание, он зажмурился, будто ослепленный. Расстелив на траве покрывало, она сидела спиной к нему, ее царская диадема лежала рядом. Вместе с одеждой. Золотые локоны струились по спине, шелковым плащом окутывали точеные плечи…

Стараясь не смотреть в ее сторону, он подошел к самому берегу, сел на камень. Сзади раздался звонкий серебристый смех:

— Ксантив! Почему ты отвернулся?

Он молчал, понимая, что это ужасно глупо, но он просто окаменел и потерял дар речи. Илона подбежала к нему, присела рядом, повернула его лицо к себе. Она улыбалась…

— Почему ты отвернулся? — повторила она. — Разве я не красива?

— Как богиня, — искренне ответил он.

— А почему ты не смотришь на меня? Боишься ослепнуть?

Ее голос был ласковым, гибельные глаза искали его взгляд.

— Ты любишь меня? — сдвинув брови, строго спросила она.

— Да.

— Сильно?

— Очень.

— А… Ты бы умер за меня? — с наивной серьезностью допрашивала его Илона.

Ксантив только улыбнулся.

— Без раздумий и колебаний.

Она обняла его, прошептала:

— Мне никто этого не говорил. Ты хочешь вручить свою жизнь мне? Только мне?

— Она и так твоя. До конца.

— Тогда ты будешь моим. Сними свою одежду.

Он даже не пытался противиться ее чарам. Расстегнув пояс с перевязью меча, он положил его рядом с ее диадемой, сбросил тунику. Подняв почти невесомую девушку на руки, он перенес ее подальше от берега, осторожно положил на мягкую траву, опустился рядом с ней. Он коснулся золотых волос — и ее взгляд стал умоляющим. Больше не было царевны и раба, остались только юная девушка и молодой мужчина. Он целовал ее, сходил с ума от ответного жара, он отдал ей всю любовь, на какую был способен…

Маленькие птички прыгали с ветки на ветку прямо над их головами; утомленная Илона лежала, приникнув к широкой груди Ксантива. Ее глаза были закрыты, губы шептали слова, как заклинание: «Кто ты, Ксантив? Твое прошлое — загадка, твое будущее — неясно. Ты пришел ниоткуда, и, когда ты захочешь уйти в никуда, я скажу — останься. Тебя еще не было вчера, но сегодня мы вместе. Тебя подарили мне Боги. Я не хочу думать о завтрашнем дне, потому что сегодня мы счастливы.»