«Ра» - [43]

Хорошее дело. Абдуллу арестовали в Боле по подозрению в работорговле. В древности через Чад проходил работорговый путь, и в наше время об этом не забыли.

Абдулле нельзя возвращаться в Бол. Умар и Мусса сами не приедут, я должен поехать за ними, заручившись трудовым договором, заверенным властями в Форт-Лами.

Пять дней мы с Абдуллой бегали по столичным департаментам, допытывались, как составить официальный трудовой договор для двоих жителей Бола. Всюду умные, вежливые лица. Искреннее сочувствие под маской официальности. Конторы в ультрасовременном стиле. И всех великолепнее громада министерства иностранных дел с четырнадцатью бездействующими фонтанами перед парадной лестницей. А когда настало воскресенье, я в полном изнеможении сел на кровать и выключил гудящий вентилятор. Пусть жара, пусть комары. Черт знает что. За пять дней – ни одной печати, ни одной подписи. Нам удалось найти миссионера, у которого был одномоторный геликоптер с понтонами, способный совершить посадку на озере Чад. Но если я попробую увезти двух будума без надлежащих бумаг, мне грозит участь Абдуллы.

Сперва мы пошли к Генеральному директору внутренних дел, осведомленному о злоключениях Абдуллы. Но он мог принять иностранца лишь с одобрения министра иностранных дел, а к тому попасть можно было только через заведующего канцелярией министра, а к заведующему – через начальника протокольного отдела. На то чтобы пробиться к министру иностранных дел, ушло три дня: каждому надо было услышать всю историю и прочесть письмо У Тана. В кабинете министра иностранных дел за обитыми дверьми восседал приветливый добродушный великан с шапкой жестких волос, черной бородкой и параллельными шрамами на лбу и скулах. Прежде чем дать нам путевку в министерство внутренних дел, он дважды лично обсудил вопрос с президентом Томбалбайе. Президент посчитал дело настолько необычным, что предложил сначала выяснить на совете министров, можно ли гражданину Чада идти через океан на кадай.

Чтобы ускорить процедуру, я заверил, что для меня сейчас главное – получить разрешение отвезти трех граждан Чада на берега Нила, чтобы они там построили кадай на суше. После этого нас направили в министерство внутренних дел, из министерства – в Директорат труда, из Директората – в типографию за бланками. Заполнив двенадцать контрактов на двух листах, мы пошли к начальнику Директората строительства за печатью и подписью. Судьбе было угодно, чтобы он обнаружил в контрактах два пункта, которые окончательно все застопорили.

Во-первых, договоры нельзя было скреплять печатью, пока они не подписаны нашими друзьями в Боле. Но что хуже всего, в тексте черным по белому значилось, что договор недействителен без медицинской справки. Откуда ее взять? В Боле нет врача, а шериф не выпускает Муссу и Умара из Бола без утвержденного договора. Начальник Директората строительства пригласил представителя Директората труда, и тот печально воззрился на мудреные бумаги. Вопрос исчерпан. Оба были сама любезность, но показывали на злополучные параграфы: убедитесь сами. Договор недействителен без справки. Чтобы получить справку, надо выехать из Бола. Но выехать из Бола нельзя без договора. Ничем не можем помочь.

Шах и мат. Я вошел в свой номер, хлопнул дверью и пустил вентилятор на полный ход. Завтра – воскресенье. Злой, как черт, я сел на кровать и написал в своем блокноте: «Дикая нелепость. Но эти пародийные порядки созданы не чадскими неграми, людьми умными и восхитительно простосердечными, я наблюдаю карикатуру на нас самих. В африканской культуре ничего подобного не было, это мы им привили новый уклад».

В голове вертелся образ: черные тени от белых облаков... Я выключил вентилятор и уснул под далекие звуки военных труб во дворце президента Томбалбайе.

Воскресенье. Иду к миссионеру с вертолетом. Бензин есть. В понедельник рано утром миссионер запускает мотор, и вот уже мы качаемся в воздухе над крышами департаментов, над саванной, пустыней и плавучими островами. Поплавки вспороли поверхность озера у Бола. Мы везли с собой 24 листа печатного текста и пустой чемодан. На контрактах никаких печатей и никаких подписей, кроме наших. Авось, сойдет!

Когда вечером вертолет снялся с волн перед соломенными хижинами, позади нас сидели два оробевших будума. На берегу – черно, родные и друзья во главе с султаном и шерифом, задрав голову, смотрели вверх на отважных земляков, а те, крепко держась за сиденья, глядели коршунами вниз на маленький мир, в котором выросли. Ни тот ни другой ничем не выдавали своих эмоций: разве их руки не украшены шрамами от ожогов, свидетельствующими, что эти люди шутя переносят прижигание раскаленным железом? Друзья отправились в дальнюю дорогу, как были – в сандалиях и рваных тогах. Чемодан, который мы для них захватили, остался пустым, им нечего было в него положить.

Форт-Лами – объятия и бурное ликование при встрече с Абдуллой. На базарной площади Умар облачился с ног до головы во все голубое, а Мусса – во все желтое. В развевающихся новых тогах они гордо вошли в здание полицейского управления; у обоих глаза сияли от восторга – уж очень им понравились только что сделанные фотокарточки для паспорта.