Пыльца в крови - [40]
– МихМих.
Человеческие варианты имен у них были невинны, как плюшевые зайчики.
МихМих я еще сумею произнести, глядя в это хайло, но вот Мурзик бы застрял камнем в горле.
– А по званию?
– МихМих.
На самом деле близкий аналог – маршал. Но иерархия в рое напрямую не перекладывалась на людскую. И от роя к рою имела определенные вариации.
– Как вы думаете, отчего погибли ваши бойцы – СимРиг и СерКин?
– Недостаточно данных, чтобы сделать определенный вывод.
Ну, конечно! Глупо было с моей стороны ожидать от этой твари лирических рассуждений.
– А какой неопределенный вывод можно сделать? – исхитрился Никита, стараясь сидеть ровно и неподвижно, как и его собеседник.
– Нечто разорвало храбрейших изнутри. Вечной им памяти роя!
При всей жесткости иерархии в трех с половиной сотнях роев инсектоидов они были донельзя сентиментальны в отношении каждой утраченной взрослой особи.
Никита, как и почти каждый землянин, побывал в Музее-реконструкции, посвященном бешеной планетке Утраз. Она была в двадцать раз тяжелее Земли и носилась с невероятной скоростью, ускоряясь от столетия к столетию, и по немыслимой траектории среди нескольких звезд.
Каждое мгновение это адское местечко порождало новых страшных чудовищ. Поэтому инсектоиды стали величайшими стратегами и тактиками выживания.
На некоторые экспозиции этого музея допускали только взрослых людей с крепкими нервами и здоровым сердцем. В Музее Никита имел великую честь лицезреть километры галерей, увешанных портретами храбрейших, достойнейших и страшнейших. Раньше ему не встречались настолько длинные и однообразные комнаты ужаса.
Но тогда посол инсектоидов вел делегацию и стучал когтями по полу с особой торжественностью. Он то и дело останавливался, называя имена, описывая свершения. Легкие отличия в оттенках оливкового и серых побежалостей на черепе, разница в доли миллиметра ширины между двумя фасетчатыми глазами, степень выдвинутости «всасывателя» – и вот точный портрет деятеля и героя одного из великий роёв. До конца галереи делегация все же добраться не смогла.
– Вечной памяти, – не дрогнув, повторил Никита вслед за МихМихом.
Наступила пауза. Генерал-майор пытался выстроить правильный вопрос, а инсектоид невозмутимо ждал. Совершенно черные когтистые руки неподвижно лежали на огромных хитиновых коленях.
– Есть ли вероятность, что их гибель была связана с сотрудничеством с гиперфлотом под командованием гросс-адмирала Штрауса?
– Данных недостаточно и вероятностей много.
Генерал-майор приуныл, жалея о потраченном времени на столь скудный диалог.
Вдруг лапа на колене шевельнулась. Инсектоид почти неуловимым движением сдернул с собственного покрытого чешуей локтя что-то вроде ремешка и бросил его в сторону Никиты. Тот инстинктивно сжался, вцепился пальцами в неудобную сидушку.
Ремешок расправился, завис между ними. Голограмма множества крошечных галактик развернулась между следователем и маршалом. Ларскому звездная карта была совершенно не знакома.
– Синяя метка – временная база гиперфлота. СимРиг в составе группы от Роя Мощи Боя был на базе полтора года назад по общефедеральному летоисчислению. Красная линия – траектория его перемещения.
Сочащийся злостью скрип МихМиха прервался, словно он давал время обдумать сказанное. Никита посмотрел в контуры неподвижных челюстей, проступающих где-то позади голограммы, сглотнул и кивнул.
Все было ясно: красная линия прямым кратчайшим путем шла к базе флота, а потом в сторону от него, делая странные зигзаги сначала в одной ближайшей спиральной галактике, потом в другой, неприятно клочковатой, разбросанной.
– Вот оранжевая линия – перемещение СерКина в составе группы от Роя Красоты Боя. Все понятно, генерал Никита Ларский?
Да, все было понятно – та же траектория движения, все то же, только год спустя по общефедеральному летоисчислению.
– Они шли по тем же следам, – тихо проговорил Никита.
– Так. Рои разные. Задачи у них разные. По траектории прошли группы еще пяти роев. Все целы.
– Они что-нибудь нашли… особенное?
– Данные засекречены. Ничего определенного. Рой Мощи Боя сделал ряд положительных выводов. Рой Красоты Боя – отрицательных. След перемещения противника был потерян.
Из этого сообщения следовало, что инсектоиды высоко оценили огневую мощь противника, а искусство маневрировать – не особо высоко. На Утразе вся жизнь была одной непрерывной войной, и чем бы ни занимался каждый рой – выращиванием потомства, архитектурой, живописью, музыкой, естественнонаучными изысканиями – все это было так или иначе посвящено войне, бою, атаке…
МихМих вытянул страшенную лапищу, изображение исчезло, и ремешок опал, обхватил ее под локтевым сочленением.
Тут был не один ремешок. Еще пара узких веревочек, непрерывно меняющих цвет, крошечный шипастый браслет и многохвостые символы, нанесенные прямо на обсидиановую черноту конечности. И все это – технические приблуды, тараканьи гаджеты, мишура крутизны.
Инсектоиды были страстными понтовщиками. Увешанные с ног до головы чем-то меняющимся, вырастающим прямо на глазах, они круто пользовались всеми последними техническими новшествами, хотя сами были ходячими машинами – сплошные мозги и мышцы, способные перемещаться по космосу без скафандров. Даже на одноместных, узких, как серп, челноках, с откинутым верхом и шевелящимися в безвоздушном пространстве космоса нервными отростками головы.
В комнате без дверей сидит Антон Киреев. У него есть свёкла, которой он питается и книжка, которую можно читать подряд, выборочно или задом наперёд. В зависимости от способа чтения, за бязевой занавеской окна поджидает Антона та или иная реальность.
«Каждый день по всему миру тысячи совершенно здоровых мужчин и женщин кончают жизнь самоубийством… А имплантированные в них байфоны, так умело считывающие и регулирующие все показатели организма, ничего не могут с этим поделать».
«Меня зовут Рейна. Таких, как я, называют призраками. Я существую вне системы». Рейна и ее мать вынуждены скрываться от правительства: обладателям плохих генов не место среди идеальных граждан страны. Единственный шанс выжить – оставаться невидимыми там, где за тобой следят тысячи глаз. Столкнувшись на улице с юным Ларком, девушка понимает, что не хочет больше прятаться. Нарушив главное правило выживания и открыв свой секрет другому, Рейна обречена на гибель. И лишь на пороге смерти ей удается узнать невероятное: она совсем не та, кем считала себя.
Захватывающая история о судьбе главного героя, который внезапно теряет единственного сына. Однажды ребенок просто… исчез. Как и любое упоминание о нем из памяти окружающих. Открывая свое новое «я», Иван Ключевой видит в зеркале преуспевающего журналиста, баловня судьбы и любимца женщин, у которого в жизни теперь совсем другие приоритеты. Почти без шансов на успех, он все-таки пытается вернуть то, что было ему действительно дорого. Сможет ли Ключевой сделать выбор между тем, что было, и тем, что стало? Ответ философской мистической драмы может оказаться слишком непредсказуемым…
Они точно такие же, как и все остальные люди. Есть только одно маленькое отличие, превратившее их в изгоев.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.