Пылающий мир - [17]

— Почему?

Мы проходим мимо детского дома и смотрим в окна. Почти в половине из них одинокие детские лица. Ребятишки опираются подбородками на сложенные руки и разглядывают улицу, ища какой-нибудь намёк на то, что их жизнь может измениться.

— Когда-то давно у меня с одним молодым человеком состоялся похожий разговор.

Я замедлил шаг и немного отстал от него, но, кажется, он не заметил.

— У него была другая жизнь и другие проблемы, но он задал мне похожие вопросы, и я ответил ему то же самое, — он опустил глаза, рассматривая нескончаемый мусор под ногами. — Вскоре после нашего разговора он погиб, и я надеюсь, что это был его выбор. — Пивная банка. Гильза. Фрукт, сгнивший настолько, что его невозможно опознать. — Возможно, тебе не стоит меня слушать.

Я почувствовал тяжесть в желудке. Я не вспоминал Перри Кельвина очень давно. В моей новой жизни столько радостей и страхов, что очень легко забыть ту, которую я украл, чтобы получить её. Вкус его мозга. Буйство его воспоминаний. Его насмешливый голос в моей голове — мы были друг для друга проводниками, но не напарниками в некой внутренней экспедиции.

Россо идёт молча, наверное, ожидая ответа. Мне лучше было бы помалкивать как обычно, но он хороший человек, и у него тяжёлая жизнь. Я знаю кое-что, что его утешит. И неважно, каким ужасным образом я это узнал.

— Вы много значили для Перри, — говорю я ему. — И ваши советы тоже. Он оглядывается на меня.

— Всё к тому шло. Вы его почти переубедили. Но просто… было уже слишком поздно.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Россо, глядя прямо перед собой. — Я могу поверить, что Джули рассказывала тебе о нём… но не так много.

— Я… прочитал его книгу, — говорю я, раздумывая, как увильнуть от всей правды. — Которую он писал перед смертью.

— Я думал, ты не умеешь читать.

— Я… пролистал?

Россо делает еще несколько шагов, потом встряхивает головой.

— Я и не знал, что он писал книгу. От этого еще грустнее.

— Грустнее?

— Сдаться на середине пути. Оставить незаконченными столько дел… — его голос дрожит и стихает.

Перебор. Я знаю — нет объяснения тому, что я сейчас собираюсь сказать, но раз уж я подошёл к краю, надо прыгать.

— Он закончил её. В некотором роде. Он написал свою лучшую книгу… посмертно.

Россо замирает на середине шага, потом продолжает идти.

— Он не ушёл навсегда, — я слышу, как я говорю, но слова оказываются на языке минуя мозг. — Его жизнь закончилась, но не исчезла. Он всегда будет существовать.

Россо останавливается. Оборачивается. Если он спросит, что я имею в виду, я не смогу ответить. Но он просто смотрит на меня, и у меня возникает чувство, что он понимает, о чём я говорю, лучше меня самого. Он смаргивает лёгкую влагу с глаз, почти незаметно кивает, разворачивается, и мы идём к воротам.

* * *

Когда-то это был вестибюль стадиона с киосками закусок, спортивных сувениров, вымпелов и свитеров, свисающих с балок, но следы пребывания шумной молодёжи давным давно стёрлись. Теперь вдоль стен стоят ящики с боеприпасами, автоматы высовываются в окошки для билетов в пуленепробиваемых стёклах, а вежливые маленькие автоматические двери заменены на стальные листы, которые почти ни для кого не открываются. Стадион вырос.

В ожидании Россо солдаты собрались у ворот. Они в замешательстве переглядываются, когда видят меня, плетущегося позади него. Россо кивает Тэду; Тэд отпирает задвижку и раздвигает двери, с визгом и гулом скользящие по направляющим. Я следую за Россо через проход, стараясь не замечать пристальные взгляды солдат.

Снаружи нет укрытия от жары. Солнце садится, но даже его косые лучи безжалостны, и воздух поднимается над асфальтом горячей маслянистой рябью. Солдаты выстраиваются за нами в шеренгу, потея в самодельной форме из несочетающихся между собой серых курток и рабочих брюк. Кёнерли носит несколько медалей. Интересно, может, они принадлежали его отцу? Ведь он слишком молод, чтобы заслужить их. А ещё мне интересно, он занимался своей фигурой, чтобы компенсировать шрамы от прыщей? А ещё, что бы он думал обо мне, если бы я не был тем, кто я есть?

— Сэр, — говорит он Россо. — Могу я узнать, зачем он здесь?

Россо прикрывает глаза ладонью и смотрит вдаль на соседние улицы.

— Вы кого имеете в виду?

Кёнерли дергает подбородком в мою сторону.

— Это не тайная операция, Майор, здесь жесты необязательны. Наверное, вы подбираете букву. Оскар, Папа, Квебек[1]?..

Кёнерли кривит губы.

— Могу я узнать, зачем здесь Р, сэр?

Я жду, что Россо отмахнётся от него неопределенным: «Интуиция», но вместо этого он, не отрывая взгляда от города, произносит:

— Р здесь, потому что он беженец из мира, которого мы не понимаем. Я хочу узнать его мнение по поводу наших гостей.

— Что зомби может знать об Аксиоме, сэр?

Наконец Россо оборачивается, но теперь он едва сдерживает гнев.

— Аксиома была уничтожена в Конфликтах Районов, а их главари и штаб- квартиры похоронены в Восемь-Шесть. Мы с Джоном вернулись и сами убедились в этом. В моём кабинете есть фотография, на которой мы стоим у озера, где базировалось их маленькое королевство.

Пока он говорит, я начинаю чувствовать, как к горлу подкатывает тошнота.