Пылающий мир - [131]

Нора делает длинный выдох и оглядывается в поисках места, чтобы присесть.

Она находит парочку скелетов, сидящих на лавочке и держащихся за руки, спихивает женщину на землю и хлопается рядом с мужчиной.

— Странно, что Старое правительство назвало свою машину BABL, — она разговаривает по большей части сама с собой. — Давненько я не читала Бытие, но разве Вавилонская башня[15] не должна была объединять людей?

— Во всём мире был один язык и одно наречие, — декламирует Томсен, сражаясь с радио. — И они сказали: «Давайте построим себе город с башней до Небес, чтобы прославить своё имя и не рассеяться по всей земле».

Нора кивает.

— Правильно, так как они…

— И сошёл Господь посмотреть на город и башню, которую строили люди, — продолжает Томсен, крутя бегунок снова и снова. — И сказал Господь: «Все люди — один народ, и у них один язык; вот они и затеяли такое; теперь не будет для них ничего невозможного».

Нора удивлённо смотрит на Джули, но та внимательно слушает. Я тоже слушаю, позволяя этой знакомой сказке раздаваться эхом в моём подвале, пробуждая его одинокого жителя.

Томсен коварно хихикает, цитируя бога:

— «Сойдём же и смешаем их язык, чтобы они перестали понимать друг друга!» Итак, Господь рассеял их по земле, и они бросили строительство города.

— Это полная противоположность станции помех, — бормочет Джули. — Было общение и сотрудничество. Причина объединить мир. Почему Бог испугался?

— Почему испугалось Старое правительство? — спрашивает Томсен. — Почему это пугает всех, сидящих наверху? Потому, что иерархия — это ложь. Никому не нужен альфа. Он забирается на вершину, пыхтя и блефуя, пока мы верим, что он должен быть там. Когда твоя власть строится на невежестве, ты не захочешь, чтобы люди общались друг с другом.

Негодяй наблюдает за мной с того конца подвальной лестницы. Он протягиваем мне коробку.

«Возьми, — говорит он. — Сделай с ней что-нибудь хорошее».

«Что, если они не поймут? Что, если они меня возненавидят?»

Он поднимается на верхнюю ступеньку и кладёт коробку к моим ногам.

«С этими людьми ты пережил с десяток самоубийственных ситуаций. Что изменит ещё один прыжок?»

Я закрываю глаза и поднимаю коробку.

— Знаете, как расшифровывается BABL? — спрашиваю я у всех и ни у кого в частности.

— Никогда не встречала того, кто знает, — отвечает Томсен. — Я всегда считала, что это Buried American Broadcast Lock — Скрытая американская блокировка вещания.

Нора раздумывает.

— Big Apple… Barrier Language — Языковой барьер Нью-Йорка?

— Butt And Breast Lover — Любитель попок и буферов, — предлагает М. Я делаю медленный выдох, готовясь к длинной исповеди.

— Это Bicoastal Agitation Blocking Lattice — Прибрежная сеть агитационного блокирования.

Все взгляды направлены на меня.

— В ней два генератора. По одному на каждом побережье. Помехи не уйдут, пока не будут уничтожены оба.

— Где? — чуть не визжит Томсен, дрожа так, будто сейчас кинется на меня. — Где второй?

— Где-то на Стадионе. Он является частью вещательной станции ЛОТОСа. И Аксиома сидит на нём.

Я чувствую, как их взгляды пытаются проникнуть в меня и раскрыть мои тайны, но я их и так больше не скрываю. Моя новая жизнь совсем юна. Прошлое занимает большую часть меня. Если я его вырежу, от меня останется только тонкая кожа и пустота внутри.

— Они давно планировали это, ещё до перерыва, до землетрясения, — я разрешаю словам литься из меня запинающимся потоком. Я прячу лицо в ладонях и опираюсь локтями о колени. — Они умерли, но вернулись, и они не остановятся, — я смотрю на город сквозь пальцы, стараясь не видеть взглядов своих друзей. — У них уже есть сеть вещания. Скоро они получат Мёртвых. Потом Живых. А потом всё остальное.

Бриз теребит мне волосы. Когда солнце опускается вниз, несколько лучей оранжевого света проникают сквозь рваные тучи. Ежедневная солнечная рутина, не обеспокоенная хаосом, происходящим здесь на Земле.

— О чём ты говоришь? — тихо спрашивает Эйбрам. — Как ты это узнал?

Я не отвечаю Эйбраму. Я отвечаю Джули. Я смотрю на её лицо и говорю:

— Я вспомнил, кем я был.

У неё огромные перепуганные глаза, как ледяные метеоры, несущиеся к Земле, но я сопротивляюсь желанию отвести глаза. В этот раз я не сбегу. Я разрешу ей залезть в меня и копаться, и пусть она получит всё, что там найдёт.

Но час суда не наступает. По крайней мере, не сейчас. Вместо того, чтобы требовать ответы и расспрашивать меня о моих грехах, она отворачивается к горизонту и говорит:

— Нам нужно остаться.

Я понимаю, что не дышал. С благодарностью вздыхаю.

— Остаться? — говорит Нора. — Что ты имеешь в виду?

— Мы продолжаем спорить о том, спрятаться или сбежать. С каких пор это стало нашим единственным выбором? Это два варианта сдаться?

Нора хмурится.

— Хмм… Джули… ты очень настаивала на втором варианте.

— Знаю, — она качает головой. — Я была напугана. Говорила себе, что мы найдём помощь и приведём её домой, но всё пошло к чертям… — я замечаю влажный блеск в её глазу. — … а потом появилась мама, и я просто… сломалась, — она смотрит на Эйбрама сквозь слёзы. — Прости. Я правда прошу прощения.

Эйбрам ничего не говорит. У него каменное лицо.