Пылающий камень (ч. 1) - [4]

На темно-золотой коже женщины появились уродливые красные порезы, из которых сразу же хлынула кровь. Красные дорожки зазмеились по ее телу, пачкая юбку.

Противники снова сошлись — получив рану, каждый из них стал осторожнее. Теперь оба знали друг о друге больше и понимали, что легкой победы ожидать не приходится. За спиной Булкезу трепетали крылья — только настоящий воин, одолевший в схватке грифона, имел право носить их. У ведьмы неведомого племени по бронзовой коже стекала кровь, но она смотрела на своего противника так спокойно, словно он был ей абсолютно безразличен. Казалось, даже у камня за спиной Захарии больше эмоций, чем у нее.

Булкезу прыгнул вперед, замахнувшись мечом, — еще немного, и ведьме наступит конец. Захария замер. Но женщина отвела удар копьем и, скользнув в сторону, ударила Булкезу под колени. Тот упал, но тотчас вскочил снова, меч по-прежнему блестел у него в руке. А ведьма отпрыгнула назад, оставив копье лежать на земле. Булкезу злобно осклабился и шагнул к ней, но в это мгновение копье шевельнулось само по себе. Как змея, оно обвилось вокруг ног кумана, он упал, сумев сгруппироваться, но его клинок вошел в землю почти на всю длину и застрял, словно там, на глубине, в него намертво вцепились когти какого-то неведомого зверя. И как Булкезу ни старался, ему не удавалось извлечь оружие из подземного плена.

Женщина подняла руки, теперь у нее на груди мерцала лишь одна драгоценная нитка. Снова затряслась земля, сильнее, чем прежде, камни словно пустились в пляс: большие раскачивались, те, что поменьше, подпрыгивали, как ярмарочные паяцы на натянутом полотнище. Захария не устоял на ногах и упал на колени. Булкезу кинжалом пытался перерезать опутавшее его ноги волшебное копье, но у него ничего не получалось. С каждым ударом копье становилось все больше похожим на хищную тропическую лиану — оно выпускало корни и обвивалось вокруг лодыжек все прочнее, пока наконец ноги Булкезу не оказались намертво привязаны к земле. А отростки тянулись к его рукам, пытаясь связать его еще крепче. Булкезу в ужасе метнул кинжал в женщину. Она стояла перед ним безоружная, с простертыми к небу руками, творя какое-то колдовство, и представляла собой отличную мишень. Единственное, что она сделала, — посмотрела на своего врага.

Кинжал как будто полетел медленнее, а потом и вовсе застыл в воздухе, словно муха, попавшая в смолу.

Невозможно. Захария медленно поднялся на ноги, опираясь на камень. Кто же она?

— Будь ты проклята, ведьма, чего ты хочешь? — взревел Булкезу.

Она не ответила, казалось, она вообще не слышала его и не понимала, о чем он говорит. Вне круга камней в густом тумане по-прежнему метались всадники.

Булкезу вырывался, пытаясь освободиться от лианы, которая связала его по рукам и ногам. Его меч исчез, земля поглотила его. Булкезу бесновался — подумать только, мало того, что его повергла на землю слабая женщина, так из всего оружия у нее при себе было лишь дикарское копье и ничего больше! Сила ненависти Булкезу могла сравниться лишь в силой восхищения, которое испытывал Захария.

Бывший раб понял, для чего он выжил, — чтобы увидеть поражение Булкезу.

— Колдовство сильнее любого оружия, — произнес Захария на языке куманов. — Что проку в том, что ты могучий воин, а она всего лишь слабая женщина? Не важно, что ты сумел убить грифона и твое племя славит тебя за это. Ты можешь лучше всех сражаться и убивать, но она вооружена куда большим, чем простая сила. Ее колдовство связало тебя по рукам и ногам. Самое большее, на что ты способен, — это убить ее, но ты никогда не сумеешь подчинить ее своей воле, как это только что сделала она. И правда заключается в том, что ты вообще не можешь ее убить.

— Собака лает, но никому до нее нет дела, — рявкнул Булкезу, не глядя на Захарию, он не отрывал глаз от ведьмы. — А ты — всего лишь женщина, и сегодня ты нажила смертельного врага!

Но она только улыбнулась, похоже, ее лишь насмешили слова воина. Для нее он не представлял никакой угрозы. В эту минуту Захария почувствовал, что готов идти за ней куда угодно. Эта женщина была храброй, и с ней были ее боги. Что за важность, что его не считали мужчиной? Разве сам блаженный Дайсан не говорил, что все в мире равны и нет никого, кто бы мог сказать, что он лучше других? Эта женщина могла все, а он, Захария, ничего.

— Прошу тебя, — хрипло произнес он на вендийском. — Позволь служить тебе, чтобы и я мог обрести силу.

Она взглянула на него, отвернулась и, свистом подозвав к себе лошадь, взяла ее под уздцы. Возле костра лежали колчан со стрелами и лук, женщина подняла их и неспешно направилась к исходящему бессильной злобой Булкезу. Она выдернула перо грифона из крыльев, застывших над его головой под нелепым углом. Из пальцев тотчас же потекла кровь, но она лишь слизнула алые капли и принялась бормотать незнакомые слова, похожие на заклинание или молитву.

— Нет, прошу тебя, позволь мне сделать это. — Захария выступил вперед, а Булкезу разразился громкими проклятиями. — Позволь мне. Он унижал меня, и сейчас я могу вернуть ему долг сторицей.

Она отступила на шаг и, сощурившись, посмотрела на него. Захария еще ни разу в жизни не видел таких зеленых глаз — зеленых, как листья весной, зеленых, как драгоценный нефрит. Осмотрев его с головы до пят, она приняла решение. Не успел он и глазом моргнуть, как она оказалась возле него и проколола ему мочку левого уха своим обсидиановым ножом. Он вскрикнул — скорее от удивления, чем от боли, а она слизнула капельку крови с его кожи, вручила ему нож, а потом повернулась к нему спиной, как будто всецело ему доверяла.