Пылающие алтари - [13]
Вот появилась группа солдат, пытавшаяся увести обезоруженного Аполлония.
Подняв меч, Дион бросился на помощь сыну. Несколько воинов преградило ему дорогу, Эллинарх успел сразить двоих, но в этот момент кто-то сзади ударил его древком копья по голове, и он, оглушенный, упал…
У башни славы
От башни, возвышающейся над центральным въездом в город, падает косая тень. Она прикрывает небольшой уголок наверху стены, отделяя его от широкого прохода, по которому свободно можно прогнать трех навьюченных ослов. Освещенные солнцем камни раскалились, а здесь чуть прохладнее. Это и привело сюда стражников с луками и копьями. Прячась от солнца, они вяло переговариваются.
За чертой спасительной тени, прижавшись спиной к башенной стене, застыл высокий, чернобородый эллин. Простой военный плащ светлого тона делает его почти незаметным на желтом фоне стены. Стража не обращает на эллина внимания, хотя лучники и копейщики часто проходят мимо, едва не задевая его.
У эллина удлиненная голова, горбатый нос. В черную бороду уже вкрались первые серебристые нити. Нахмуренные брови придают лицу выражение глубокой озабоченности. Тяжелый взгляд задумчиво переходит с предмета на предмет, с дома на дом, с улицы на улицу. Отсюда, со стены, ему хорошо видно, что делается внутри города, на невольничьем рынке и там, дальше, у речной пристани.
В ворота под ним вливается людской поток, расползающийся к храму, к агоре, к домам состоятельных граждан. Люди тащат тюки с товарами, сосуды, украшения, статуэтки, оружие и прочие вещи. Иногда между ними вышагивают ослы, с философским видом несущие свой тяжкий груз.
Прямо на ходу ведется торг. Люди кричат, как грачи на непогоду, размахивают руками, И толпа эта всюду, шумная, разноголосая, разноязыкая, пестрая, как хвост фазана. Подобно алмазной крупинке в горсти песка, порой мелькнет в ней знатная женщина в белоснежной одежде с зеленым венком на голове.
Город желт — ракушечник везде: из крупных блоков его выложены башни и городские стены, он в оградах и стенах небольших домов, им вымощены дворики и площади, его мелкой крошкой посыпаны дорожки вдоль улиц.
Отдельные дома сохраняют еще традиционный греческий облик — память о первых строителях Танаиса, мастерах-эллинах: отшлифованные блоки плотно пригнаны друг к другу, стены облицованы рустом. Но варварское влияние на эллинов столь существенно, что город скоро полностью утратит прежние черты. В течение последних столетий постройки возводятся из неотесанных камней, кладка весьма небрежна.
Да что город, если изменились сами люди! И хотя многие продолжают кичиться своим чисто эллинским происхождением, но глянешь в лицо — и увидишь, что в жилах у них — изрядная примесь скифской или меотской крови.
Крыши домов камышовые. Первые поселенцы привозили из-за моря черепицу. Потом наладили ее производство на месте. Но под рукой всегда был такой дешевый материал, как камыш. Постепенно он вовсе вытеснил свою заморскую соперницу.
Ох, камыш… Почти ничего не стоишь ты, да дорого обходишься горожанам. Уже не раз превращался ты в сплошное огненное море над головами защитников города, воспламеняясь от первой же стрелы с тлеющим трутом.
Если бы камыш на кровлях вновь заменить черепицей, тогда бы Танаис стал неприступной крепостью. А черепичные мастерские восстановить нетрудно — даже формы частично сохранились. Только разве убедишь строптивых?
А опасность нового нашествия в последние годы неизменно висит над городом. Из темных лесов, что тянутся вдоль берега Свевского моря[25], вышли на простор степи новые номады[26], называют их готами. Объединившись с другими племенами, они сделались постоянной угрозой для эллинских приморских городов.
…На реке стоят два многовесельных торговых корабля. Из трюмов одного из них по качающимся доскам ловкие голые рабы бегом выносят амфоры с вином и оливковым маслом. В другой грузят тяжелые тюки обработанных шкур. Оба корабля, если судить по головам сирен на носу, прибыли издалека, из Апулии или Калабрии — южноиталийских областей Рима. За мысом легко покачивается на волнах римская военная трирема.
За последний месяц в дельте Танаиса вдруг стали бесследно исчезать торговые корабли. Войдя с моря в судоходную протоку, они словно растворялись в зеленом мареве камышей, чтобы никогда уже не выплыть из небытия. Поиски ничего не давали. Суеверные матросы считали, что корабли поглощают водяные химеры. Более осторожные купцы, с недоверием относившиеся к разным чудесам, стали брать для сопровождения военные корабли из римской эскадры, постоянно стоявшей в гавани Пантикапея для охраны Боспорского пролива. С таким конвоем они благополучно добирались до пристани Танаиса, хотя их все время не оставляло чувство, что кто-то неотступно следит за ними из зарослей камыша…
По рождению он полуварвар — мать у него меотка. Он богат, богат неимоверно, хотя, как незаконнорожденный, не имел прав на отцовское наследство. Все свое богатство он добыл мечом. Ворота и башня за спиной, прозванная танаитами башней Славы, отстроены на его деньги. У всадника на мраморном рельефе черты его лица. Он с копьем, в панцире, в развевающейся хламиде.
Курение – это привычка, и в то же время навязчивая химическая и эмоциональная зависимость, которую вы тесно увязываете с вашей повседневной деятельностью и сценариями жизни. Когда-то вы придали курению эмоциональную привлекательность, приписали его к зоне комфорта, сделали тем, что вам нравится. Таким образом, вы полностью заблокировали критическое отношение к курению. Очевидное проявление разрушительных последствий курения растянуто во времени и может быть значительно отстроченным, это также затрудняет адекватную оценку вреда этой привычки самим курильщиком.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.