Пятый всадник - [22]

И словно в подтверждение этой догадки, в ста ярдах позади беглеца между валунов появились индейцы. Раскрашенные по всем правилам ирокезских обычаев, они метнули беглый взгляд на преследуемого и огромными скачками кинулись за ним. По боевой раскраске, причёскам и перьям можно было узнать в них могауков, населяющих эту горную местность. Ну, а гнались индейцы за своим главным и единственным в это время врагом – конкистадором Лессингом.

Ещё недавно этот авантюрист без дела шлялся по городам и деревням Португалии, хандрил и не мог найти места. Но когда он добровольцем отправился на каравелле в Америку покорять здешние племена, судьба жестоко сыграла с ним злую шутку – Лессинг попал в плен к могаукам.

Вечером ему удалось бежать, но индейцы-следопыты без труда нашли его и стали нагонять. Только одна цель была у этих пятерых могауков – снять скальп с белого. И Лессинг знал это, поэтому ноги сами несли его прочь.

Солнце, печально взглянув на дикую погоню, поспешно исчезло за лесистой горой, сразу стало темнее и страшнее.

Конкистадор нырнул в гущу чёрных кустов и, не замечая сотен колючек в теле, обогнул скалу. Индейцы рассыпались и цепочкой вошли в заросли.

Здесь не было ни тропинок, ни полян, ни твёрдой, ровной почвы. Лессинг сморщился, почувствовав острую боль в бедре, но продолжал ломиться сквозь кусты. Вдруг в его голове, покрытой ссадинами и шишками, мелькнула мысль. И он тотчас осуществил её: взял камень и бросил его далеко, в сторону индейцев. Это помогло – могауки, заслышав стук и шорох позади себя, повернули и стали искать источник звука.

Тихо, стараясь не выдать своего присутствия, Лессинг побрёл вдоль полосы остроугольных камней и поваленных бурей деревьев.

Теперь ему нисколько не было страшно. Ночь окутала лес, горы и одинокого конкистадора, следы его затерялись в чаще куманики и нагромождениях валунов. Он неслышно крался вглубь массива.

Когда Лессинг полностью отдохнул и достаточно удалился от опушки леса, то с нетерпением начал искать место ночлега. Завтра ему предстояло очень много и долго идти, скорее всего, на юг, в обход владений могауков, к своему лагерю и ста пятидесяти товарищам, приплывшим с ним.

Быстро он нашёл убежище – пещеру в каменном холме, окружённую гигантским папоротником и молчаливыми клёнами-великанами.

Преодолев боязнь перед неизвестностью, и подхватив острый кусок базальта, Лессинг юркнул в чёрную пасть холма. Так как пещеру осветить было нечем, он чуть постучал по неровным стенам грота и, убедившись, что несколько мелких зверьков покинули пещеру, прислонился к небольшому валуну и мгновенно заснул.

Побитые, но ещё крепкие пальцы минут пять сжимали камень, а затем постепенно расслабили захват, и кусок базальта глухо выпал из руки на пол.

Из глубины пещеры послышался вздох. Пара летучих мышей, громко захлопав крыльями, торопливо вылетела в ночь, почти незаметно юркнул наружу уж, и снова наступила тишина.

Лессинг поёжился и попытался закрыть глаза. Сквозь дремоту и слипавшиеся веки он различил во тьме грота движение и ухом уловил шелест по щебню. «Я очень люблю страшные сны, посмотрим, что будет!», – подумал Лессинг, полностью погружаясь в сон. Кажется, это была его последняя мысль.

Всё отчётливей и громче стали слышны тяжёлые шаги, какое-то сиплое дыхание и писк. Что-то щёлкнуло, как боёк ружья, шелест заполонил грот, и из чёрной бездны пещеры выросло отвратительное чудовище – огромных размеров жук. Почти десятифутовые усы его, как хлысты, с силой опустились на спящего конкистадора, гигантские челюсти раскрылись, и, как только голова обезумевшего от боли Лессинга очутилась между ними, сжались, звякнув роговицей и чмокнув расплющенным черепом человека.

Гигантские глазища чудовища расширились, усы поднялись, а передние лапы упёрлись в щебень.

Тело Лессинга медленно поползло вслед огромному насекомому. Опять стало тихо и будто бы пусто в тёмной, глубокой пещере. Вспорхнула перед входом в страшный грот летучая мышь, но, видимо передумав, рванула в лес.

Эта пещера уже была занята!..

* * *

Второй раз гигантское насекомое показалось в 1863 году в пригородах Нью-Йорка, в самый разгар гражданской войны в США.

В этот день в Нью-Йорк прибыла русская военная эскадра для помощи армии Линкольна. Местные власти, представители мелкобуржуазной общественности и горожане восторженно встретили союзников.

В числе военных моряков находился некий Василий Чернов, второй сигнальщик на флагмане. По воле случая он одним из последних покинул свой корабль, задержался на пристани и, погнавшись за пёстрой юбкой, оказался в ветхом, грязном трактире «Семь сельдевых бочек».

Выкарабкался он оттуда без гроша в кармане, пьяный и до смерти замученный трактирными девками. Поэтому не мудрено, что он вскоре, потеряв координацию, очутился под старыми деревянными навесами портовой пристани, в самом центре Приморской свалки.

С визгом разбегались в стороны крысы, завидев ползающего по мусору человека в некогда новой матросской форме. Чернов перебирал руками, неуклюже двигаясь на четвереньках, падал на бок, снова полз и опять валился. Руки, изрезанные о битые стёкла бутылок, иногда проваливались в мусор, человек, невнятно ругаясь, разгребал другой рукой тряпьё, гниющие остатки пищи и протухшей рыбы, деревянные стружки и прочий мусор, затем полз дальше, по круговой, ударяясь головой о толстые подпорки пристани.