Пятый день - [2]

Туровец то и дело вынимал из кармана часы Кировского завода с толстым стеклом из слюды над пожелтевшим циферблатом.

Эти часы сохранились у комиссара еще с довоенного времени и верно служили всю войну. Ему предлагали разные трофейные «редкости», один раз подарили замысловатые флотские часы, но комиссар не расстался со своими, а подарок отдал одному разведчику.

Минутная стрелка медленно приближалась к двенадцати. Когда до двенадцати оставалось три минуты, Туровец дал знак радисту — время включать. Он взял один наушник, второй протянул Землякову. Радист повернул рычаг. В наушниках сначала послышались беспорядочный треск и шипенье, потом, постепенно проясняясь, раздались первые слова:

"…Керчи и Никополя, плодородные земли между Днепром и Прутом. Из фашистского рабства вызволены десятки миллионов советских людей".

"Что это? Приказ Сталина? Неужели опоздали? — тревожно мелькнуло в голове. — Как же это? Неужели часы подвели?"

"Выполняя великое дело освобождения родной земли от фашистских захватчиков, Красная Армия вышла к нашим государственным границам с Румынией и Чехословакией и продолжает теперь громить вражеские войска на территории Румынри…"

Да, это приказ Сталина! В этом невозможно было ошибиться, хотя Туровец и не слышал начала передачи. Приказ написан по-сталински просто и ясно и пронизан верой вождя в победу. Не дыша, вслушивался он в голос диктора, стараясь все запомнить, боясь пропустить хотя бы одно слово.

Вместе с иим замерли все, кто находился у рации, хотя они и не слышали слов приказа. Они жадно следили глазами за Туровцем и радистом и по их лицам старались угадать содержание приказа. И когда черные цыганские глаза комиссара заискрились радостью, люди вокруг заулыбались; когда же лицо его стало серьезным и крутой смуглый лоб от виска к виску перерезали бороздки морщин, люди невольно насторожились. Несколько партизан старались заглянуть из-за плеча радиста на белый разлинованный лист бумаги из какого-то немецкого «гроссбуха», который Земляков быстро заполнял неразборчивыми завитушками.

Туровец, слушая, казалось, забыл обо всем.

"Отечественная война показала, — звучало в наушнике, — что советский народ способен творить чудеса и выходить победителем из самых тяжелых испытаний".

Комиссару показалось, что это сказано специально для них, как будто Сталин мог знать об их положении. Пораженный этой мыслью, комиссар пропустил несколько слов.

Он сразу спохватился и еще напряженней стал вслушиваться в торжественный голос диктора. В эти минуты он забыл об усталости, которая еще недавно валила его с ног, о непереносимой, казалось, тяжести, угнетавшей его после неудачной попытки вырваться из блокады.

— Что передают? — не выдержал широкоплечий русобородый партизан с марлевой повязкой на большой стриженой голове.

Комиссар нетерпеливо мотнул головой: не мешай. А далекий голос из Москвы продолжал:

"Дело состоит теперь в том, чтобы очистить от фашистских захватчиков всю, — диктор сделал ударение на слове всю, — нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, — диктор выделил последние слова, — от Черного до Баренцева моря".

"Пришла наша очередь! Наш праздник наступает!" — пело в сердце Туровца.

И хотя это была еще только задача, которую вождь ставил перед армией и народом, Туровец принял ее так, словно она уже стала действительностью, совершившейся реальностью. Давно не знал он такой радости. Первый день мая принес ее как вознаграждение за все тревожные ночи и дни.

Когда он услышал: "Да здравствуют советские партизаны и партизанки", ему показалось, что это вся необъятная свободная родина, что лежала по ту сторону фронта, приветствует их и желает им успеха в тяжелой борьбе.

— Можете надеяться на нас, Иосиф Виссарионович! — прошептал взволнованный Туровец.

Диктор уже произнес последнее: "Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. Сталин", уже зазвучали торжественные звуки марша, а он все еще держал наушники. Марш неожиданно оборвался — это Земляков, экономя энергию, выключил рацию. Туровец приказал включить ее, чтобы послушать начало приказа, который диктор стал снова читать. Комисар послушал пропущенное им место приказа, положил наушники, встал и повернулся к партизанам.

"Что сказал Сталин?" — прочел комиссар во внимательных, напряженных взглядах партизан.

— Товарищ Сталин сказал, друзья, — волнуясь, произнес Туровец, — что наша задача заключается в том, чтобы очистить от фашистских захватчиков всю советскую землю и восстановить наши границы. — Он обвел сияющими, вдохновенными главами лица партизан.

— Всю землю! Слышали? — выкрикчула радостно Залесская, веселая певунья-сестра, и неожиданно для всех зачлакала.

— Значит, теперь скоро будет свободна и наша Беларусь?

Возбужденные голоса покрыл густой и сильный, как заводской гудок, бас раненого с повязкой на голове:

— Тихо вы! Слушайте лучше! Что, товарищ комиссар, Сталин еще сказал?

Турозец стал пересказывать содержание приказа, стараясь вспомнить каждое услышанное им слово. Все слушали напряженно и взволнованно. Особенно запомнилось ему лицо Залесской, смотревшей на него затуманенными слезами счастливыми глазами. Бородатый раненый с повязкой слушал с суровым выражением лица и с яростью смотрел на всякого, кто перебивал Туровца вопросами.