Пятый арлекин - [27]

Лишний раз укрепив себя в отношении своих возможных чувств к Элизе, я стал вытворять такие чудеса вождения, что Элиза немедленно примолкла, потом дотронулась рукой до моего плеча и сказала почти шопотом: «Не надо так, Дик, я боюсь… Здесь надо свернуть налево, иначе мы проскочим мою поляну…»

— Хорошо, Элиза, — я понял ее просьбу как примирение, и, сбавив скорость, свернул на узкую дорогу с односторонним движением. Мимо обеих сторон дороги потянулась невообразимая акварельная зелень, о которой в городе и не подозреваешь, хотя молодое лето с каждым днем набирало силу, утверждая тепло и пробуждение. Да и что можно увидеть в городе — зеленые деревья и цветы на клумбах, ухоженные старательной рукой садовника. А здесь все было первозданно, как тысячи лет назад: также орали птицы, радуясь июньскому дню, перебегали дорогу хорьки, хищно изогнув стальные спины, над лесом кружил ястреб, высматривая жертву, и вовсю мычали от любовного томления дикие голуби, в ожидании потомства. В общем, лесной мир жил своей вольной жизнью, не подозревая о стратегических планах Дика Мэйсона, от которых самым непосредственным образом зависело его дальнейшее существование.

— Здесь, Дик. Остановите, пожалуйста, я всегда выхожу у этого шлагбаума и потом иду пешком.

— Слушаю и повинуюсь! — я остановил машину у обочины, — какие будут дальнейшие распоряжения?

— Посидим немного в машине, у меня кружится голова. Мне не приходилось ездить на такой скорости… Вы, наверное, могли бы взять приз на любых соревнованиях авторалли, не так ли? — Элиза улыбалась, но я видел, что ей дурно, не зря же jiзагибал такие виражи. — Дик, вы курите?

— Да, пять-шесть сигарет в день.

— Я тоже не увлекаюсь — так для расслабления. Но я забыла пачку в машине.

— Не беда, мои со мной. — Я достал пачку «Честерфильда» и протянул Элизе. Она взяла своими тонкими изящными пальцами одну сигарету, чуть потискала ее, разминая табак, — чисто мужской жест, — я поднес зажигалку. Элиза затянулась дымом с явным удовольствием, приходя в себя. Я тоже закурил. Мы оба молчали, пуская дым в приоткрытые дверцы. Я незаметно разглядывал Элизу: да, ее нельзя было назвать красавицей, первое впечатление не подвело меня, но я никогда не общался с такими женщинами — она была ужасно принципиальна, чиста, это было видно, как говорится, невооруженным глазом, и если бы я сейчас попытался ее поцеловать, то непременно получил бы оплеуху и провалил всю операцию. А поцеловать мне ее очень хотелось и даже не в соответствии с моими планами, а просто, безо всяких планов и прочей чертовщины мистера Тернера.

— Странный день, — произнесла, наконец, Элиза, — обычно я провожу его в лесу, чтобы побыть в одиночестве. Поэтому так разозлилась, когда заглохла машина. Но вы мне совсем не мешаете.

— Спасибо и на этом, вы мне тоже не мешаете!

— Не придирайтесь к словам. Должна сознаться, что в первое мгновение, когда увидела вас, мне показалось, что вы источаете для меня большую опасность. Теперь это ощущение прошло. Я обычно не ошибаюсь в людях и первое впечатление самое верное, но думаю, что на этот раз меня мое чутье подвело. Странно, отчего возникло то чувство…

Я молчал, думая о своем и в то же время размышляя над словами Элизы: какое у нее потрясающее чутье, не хуже, чем у выпускников полковника Шелли! Я ведь и в самом деле представляю для нее опасность, плету, как паук, свою липкую сеть, плету обдуманно, зная, во имя чего я это делаю.

— Пойдемте, если вы не передумали, — Элиза затушила недокуренную сигарету, вышла из машины и пошла вперед, не дожидаясь меня. Какая напряженная спина, такая бывает у собак, которых приманивают ласковым словом и рукой и которых тянет ж этой ласковой руке, но в то же время их не покидает чувство опасности. Элиза не тянулась ко мне, но поскольку не отвергла знакомства, чувство настороженности не покидало ее, оно зародилось и жило в ней, может этим самым подогревая интерес ко мне. Если так, она не успокоится, пока не узнает меня лучше. Что ж, это мне только на руку: интерес может перерасти с ее стороны в серьезное чувство.

Она шла впереди меня чуть покачивая бедрами. Обычно, женщины это делают, стараясь привлечь к себе внимание мужчины, но Элиза наверняка так ходила всегда, это была ее обычная походка и ее совсем не беспокоило, что об этом подумают другие. Так случается, когда порядочный человек случайно произносит слово, имеющее двойной, неприличный смысл, но того человека это тоже не беспокоит, потому что он не знает этого дурного смысла.

— Шагов через пятьдесят за поворотом будет поваленное дерево. Там я всегда делаю привал: сижу, курю, размышляю. Странно, что я вам об этом рассказываю…

Мы прошли эти пятьдесят метров и нам открылась поляна с лежавшим на земле деревом без коры. Неподалеку расположился огромный, не менее метра в высоту, муравейник с большими черными муравьями.

— А эти аборигены не беспокоят? — я показал рукой на муравейник.

— Нет, у них свои заботы. Случается, что какой-нибудь заблудившийся путешественник щипнет за кожу. Я им прощаю, в конце концов, ведь я у них в гостях. Вы знаете, Дик, этот муравейник вызывает у меня особенно острое чувство соприкосновения с природой, она предстает в его лице девственной и нетронутой. Не правда ли?