А Москва была прекрасна. В утреннем воздухе еще пахло хлебом, который недавно развозили по булочным. Веселыми крикливыми стайками стояли мороженщицы — они были прекрасны. Даже выбоины на тротуарах казались чудесными и значительными. И небо, опутанное проводами трамваев и троллейбусов, было приветливым и синим.
— Ну, Арвид, ты куда? — спросил Генка.
— На Рижский вокзал! — гордо заявил читинец, веснушки его сияли.
— Пойдем на прощание съедим по мороженке, — предложил Генка.
Он купил два эскимо и протянул Арвиду три рубля — все, что у них оставалось:
— Я уже добрался, а тебе пригодится.
— Это точно. — Арвид сунул деньги в карман. Они перешли большую вокзальную площадь.
— Пока! — крикнул Арвид и вскочил на подножку трамвая. Трамвай сразу же тронулся, и Генка только на мгновение успел увидеть тонкую шею и стриженый затылок дорожного приятеля.
Генке стало обидно — такое скупое прощание. У него все еще было такое чувство, будто пассажиры пятьсот веселого наказывали ему быть последним опекуном и телохранителем Арвида. Генка вздохнул. Он знал: ему будет не хватать этого ершистого, неунывающего парня. А мир так огромен, что, наверное, уже не встретиться…
Трамвай скрылся за поворотом, и Генка снова увидел Москву и пошел вперед, не зная куда, чтобы окунуться в этот город, в эти желанные улицы.
И тут издалека донесся гудок паровоза. Что-то дрогнуло в груди у Генки: ему показалось, что это гудит пятьсот веселый. Знакомые лица промелькнули в его памяти и прошли через душу. Генка еще раз вздохнул, улыбнулся грустно, и Москва обняла его.
