Пятнистая смерть - [49]
Хугава пытался прервать Фраду резким взмахом руки, но захмелевший старейшина не сдавался.
— Кто здесь главный начальник? — спросил он напористо у сына Томруз. — Ты, храбрый Спар, или этот пугливый умник? Мы, твои воины, хотим подкрепиться едой. Что тут зазорного? А вино… не нравится — не пей. Или я заставляю? В глотку его насильно вливаю кому-нибудь? Тьфу! Ты скажи прямо, начальник: заслужили мы сегодня кусок мяса или не заслужили?
Спаргапа — важно:
— Заслужили! И впрямь, куда спешить? — раздраженно обратился он к Хугаве. — Отдохнем — и уйдем. Не горит. Раз в год и верблюд веселится.
— Не горит — загорится! — твердо сказал Хугава. — Надо уйти сейчас же. Без всякого промедления. Мясо захватите с собою. Поедим в песках. Ну, и вина можно взять немного. Слышите? — немного. Иначе будет плохо. Выводите коней, братья!
— Э, убирайся ты к бесу! — вспылил Спар. Властный голос Хугавы бил его прямо по буйному, нетерпеливому сердцу. Да тут еще ноющая тоска по Райаде. Да глухое сознание вины перед матерью — быстро забыл он наставления Томруз. И никак не отвязаться от гнетущего чувства вины. Утопить бы его, залить, погасить чем-нибудь… — Провались ты к черным духам, дорогой наставник! И без тебя обойдемся. Правда, Фрада?
— Ох! Конечно. Пусть катится отсюда, как перекати-поле.
— Вв… хотите меня прогнать?! — прошептал потрясенный Хугава.
— Ох! Конечно! Чем скорей ты исчезнешь, тем лучше. И для нас, и для тебя. Ты еще не пробовал вот этой груши? — И Фрада поднес к носу Хугавы небольшой, но твердый, как бронза кулак. Табунщик знал — резкий, точный и мощный удар крепыша Фрады сбивал любого человека с ног не хуже конского копыта.
Редко сердился Хугава. Но если уж рассердится, то до заикания, до бешенства, до потери памяти. Так заведено у людей — крикливый и шумливый часто отходчив и не опасен, молчаливый и сдержанный — в гневе страшен, как нападающий барс. Не перенес Хугава обиды. Мужчиной же он был, в конце концов. Есть предел всякому терпению.
— Скоты! — рявкнул Хугава, хватаясь за секиру. — Скоты, а не саки! Прочь, или сейчас сто голов снесу. Уйти Хугаве? Хорошо! Я уйду. Оставайтесь. Пусть жрет вас Пятнистая смерть!
Хугава уехал. С ним ушли в барханы, хотя и не очень-то хотелось, его братья, племянники, а также юноши из близко родственных ему крупных семейств — всего человек пятьдесят. Толпа улюлюкала вслед:
— Э-хо-о-ой, брат Хугава!
— Сала бараньего захвати!
— Пятки смажь — будет легче бежать!
Геродот пишет:
„Увидя приготовленную пищу, массагеты возлегли для трапезы и предались еде и питью. Персы вернулись, многих убили, других взяли в плен…“
— Как ты посмел оставить его у реки? — прошептала Томруз. — Как ты посмел? Как ты посмел? Для чего я приставила тебя к Спаргапе? А? Для чего я приставила тебя к нему?
— „Корову украл кузнец в Бактре, а голову отрубили меднику в Хорезме“, — пробормотал обескураженный Хугава. Он испугался кричащих очей Томруз. — Я-то при чем? Вини виноватых. Уйдешь, если будут гнать. Фрада ударить меня хотел.
— Зарезал бы Фраду на месте! Связал бы Спара по рукам и ногам, привез ко мне. Ох, боже мой. Боже мой. Боже мой! Что делать теперь? Что делать? У тебя есть сын? — с горечью спросила она Хугаву, продолжая раздирать ему плечо.
— Дочь у меня.
— А! Дочь? Единственная дочь? Красивая дочь? Пригожая дочь, похожая на тебя, да? Как ты поступил бы, несчастный… если бы сейчас, вернувшись домой… узнал, что твою дочь сожрала Пятнистая смерть?
Стрелок вскрикнул и пошатнулся.
Томруз с ненавистью оттолкнула Хугаву к порогу шатра.
— Велика твоя вина передо мной! Уйди. И никогда не показывайся на глаза.
Три дня и три ночи не выходила Томруз из шерстяного жилища. Ничего не ела. Только жадно и много, как после мучительного перехода по пустыне, пила воду.
Саки растерялись. Война, персы рыщут в песках. Фрада и Спар погибли. Куруш убил семьсот молодых саков. Надо шевелиться. Надо мстить! Но Томруз ничего не хочет знать. Что будет дальше? Разве так можно?
— Сюда мерзавца! Сюда наглеца! Сюда подать нечестивца скорей! Я сам сдеру с него кожу. Выколю глаза. Жилы вытяну по одной. Брюхо распорю, внутренности выпущу, вокруг шеи кишки намотаю! Голову отсеку, матери проклятой отошлю — пусть изойдет слезами и кровью, черная собака!
— Успокойся, государь! Успокойся. В спешке наступают на змею. Не убивай сына Томруз.
— Как, брат Гау-Барува?! Щенок, у которого едва прорезались зубы, загрыз две с половиной тысячи моих воинов, а я должен его щадить? Привязать дикаря к хвостам сорока лошадей, пусть раздерут на части! В котле с кипящим маслом изжарить! На кол посадить!
— Успокойся, государь! Образумься. Расправа со Спаргапой не воскресит погибших. Крепись. Не убивай сына Томруз. Он нужен.
— Для чего?!
— Видишь ли, государь… Мы вдвоем сейчас. Так? Никто не слышит нас. Так? Я буду откровенен. Утана… хитрец Утана был прав тогда, у чинары помнишь? — а мы ошибались. Да, ошибались! Саки оказались не такими беспомощными и трусливыми тварями, как мы предполагали. Вот эта куча голов говорит лучше всяких слов. И если б юнцы не перепились, нам, свидетель Ахурамазда, не удалось бы взять их голыми руками. Хвала виноградной лозе! Но те, что в пустыне прячутся сейчас, — они-то ведь не пьяны. Они трезвы, жестоки и опасны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Многострадальная земля Турана (Средняя Азия) за долгие века встречала немало завоевателей. И когда однажды с горных перевалов на равнины хлынула закованная в бронзу непобедимая армия Искандера Двурогого, сына Филиппа Македонского, на пути завоевателей встала маленькая и гордая Согдиана под предводительством отважного вождя Спантамо.Читайте один из лучших романов известного писателя-историка Явдата Ильясова!
К 55 годам Марк Лициний Красс достиг вершин власти, славы и богатства. Он стал членом триумвирата вместе с Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем — то есть фактическим правителем Римской республики. Его состояние было сравнимо с казной Вечного города. Но Крассу хотелось большего. Став консулом Сирии, он тут же развернул подготовку к войне с Парфией, в то время имевшей с Римом договор о дружбе. Вероломно вторгшись в Месопотамию, Красс захватил и ограбил несколько городов, в том числе и знаменитый храм Анахиты — богини-матери, устроив в нем свою ставку.
— Почему вы копаетесь в седой древности, кому это нужно? — Такой вопрос нередко задают Явдату Ильясову и устно, и со страниц печатных органов, в критических замечаниях. Между тем, на подобный вопрос давно и хорошо ответил Ф. Энгельс в своей книге «Анти-Дюринг»:«Седая древность» при всех обстоятельствах останется для всех будущих поколений необычайно интересной эпохой, потому что она образует основу всею позднейшего более высокого развития, потому что она имеет своим исходным пунктом выделение человека из животного царства, а своим содержанием — преодоление таких трудностей, которые никогда уже не встретятся будущим ассоциированным людям».Этим емким и точным определением и руководствовался писатель Я.
Черная вдова. Это страшное прозвище получила в средневековом Хорезме красавица Гуль-Дурсук, дочь одного из городских правителей. Ради татарского царевича Орду-Эчена, осадившего город, она умертвила мужа – отважного воина, возглавлявшего оборону, и подло выдала завоевателю своих героически сражавшихся сородичей. Из-за черной измены город был разрушен.Народ заклеймил предательницу в легенде, сохранившейся до наших дней.
Знаменитый поэт, астроном, математик Омар Хайям (1048-1131) перенес за долгую жизнь много тяжелых испытаний: наветы и опалу, бедность и непонимание со стороны окружающих. Однако ни разу он не изменил себе. Своим талантом, знаниями, прогрессивными устремлениями он боролся за справедливость. За столетия имя Омара Хайяма обросло многочисленными легендами, подчас маловероятными. В повестях Явдата Ильясова делается смелая попытка прояснить сложный образ ученого и поэта.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.