Пятисотлетняя война в России. Книга вторая - [12]

А со стороны все уже видели неизбежность печального конца.

«Если та грязная волна, в которую так опрометчиво бросается Хасбулатов в последней надежде найти потерянную точку политической опоры, подхватит его и выбросит на берег, то он, судя по всему, останется никчемной, малопривлекательной фигурой,　в которой никто не нуждается, и которая ничего не содержит», — отмечал журнал «Новое время» еще в июне 1993 года.

«Люди не читают тех изданий, которые пишут обо мне плохо», — как-то заметил Хасбулатов. Не читал их и он сам. А зря.

Потому что, поругивая Хасбулатова, а часто и просто издеваясь над ним, газеты вопрошали с некоторой смесью удивления и любопытства: «А на что, собственно, он рассчитывает? Неужели он не понимает, что соотношение сил таково, что его просто прихлопнут как муху, да еще спишут на него все грехи президента и его окружения, именуемых исполнительной властью».

Нет, не понимал. И уже не было у него другого выхода, как драться с президентской ратью до конца.

Взрыв «одиннадцати чемоданов» опального вицепрезидента Руцкого, обвиняющего все президентское окружение в коррупции, спровоцировал серию ответных ударов, в результате которых сам вице-президент «де факто» был лишен своего поста, погубив при этом и министра госбезопасности Баранникова.

Именно «одиннадцать чемоданов» Руцкого позволили президенту и его сторонникам динамично захватить инициативу и пообещать мощное сентябрьское наступление, поскольку история с «чемоданами», благодаря глупости самого Руцкого и изумительной способности Хасбулатова попадаться на любую наживку, превратилась в бумеранг, бьющий по очень многим лицам как в России, так и вне ее, но совсем не по тем, для кого этот удар предназначался по плану Хасбулатова.

Пришлось вновь отступить с занимаемых позиций прямо в объятия тех, кто жил мечтами о реставрации «славного коммунистического прошлого». А они уж окончательно охмурили Хасбулатова, как ксендзы Козлевича, перечисляя свистящим шепотом номера дивизий и отдельных спецназовских полков, танковых бригад и соединений штурмовой авиации, готовых по получении условного сигнала немедленно взяться за оружие и выступить на защиту Верховного Совета и неувядающей социалистической Конституции во имя восстановления СССР и советской власти.

Перечислялись и фамилии генералов и министров (нынешних и бывших), банкиров (наших и зарубежных) и предпринимателей, тайных советников и обиженных фаворитов, готовых на все во имя спасения родины «от ельцинской диктатуры и сионистского ига». Главное, не упустить время, когда следует подать условный сигнал.

Как говаривал Ленин: «Сегодня — рано, завтра — поздно!»

И все со страхом смотрели на Кремль, удивляясь долготерпению президента. Что ни говори, но, несмотря на все фанфаронство, напоминающее временами поведение школьников 6–7 класса в отсутствие учителя, включая и знаменитый крик «атас» стоящего на стреме, президента в Верховном Совете побаивались.

У всех в памяти осталось истерическое заявление депутата Астафьева о том, что в разгар мартовского съезда на территорию Кремля введен спецназ. Многих пробрала дрожь.

А депутат Исаков, потребовавший импичмента Ельцину, говорил эти слова с выражением такой　смертной тоски в глазах, как будто спецназовцы уже волокли его в пыточный застенок. Депутат подчеркнул, что голосование по этому вопросу должно быть обязательно тайным, чтобы, упаси Бог, президент не дознался, кто и как по этому вопросу голосовал.

Но после реплики депутата Астафьева даже самые храбрые решили на всякий случай воздержаться даже при тайном голосовании.

Ведь достаточно было одного движения президентских бровей, чтобы надоевшего ему депутата Слободкина, взяв за руки и за ноги, просто выкинули за дверь конституционного совещания, как в достопамятные времена Ивана Грозного.

Правда, в отличие от тех времен, его не посадили на кол и даже дали возможность, отдышавшись, дать на ходу пресс-конференцию. Но в зал больше не пустили, выкинув вслед и его проект новой советской Конституции.

Страх пронизывал Верховный Совет неоднократно. Чуть ли не ежедневно то один, то другой депутат, неожиданно взяв слово, делал заявление о том, что президент (или кто-нибудь из его окружения, а окружение президента, в целом, считалось еще хуже самого президента) тайно посетил одну из элитарных воинских частей, вроде дивизии имени Дзержинского, где согласовал с командованием список депутатов, подлежащих, как обычно заявляли депутаты, «интернированию».

Президент молчал. Его молчание истолковывалось как слабость и нерешительность, столь явно продемонстрированные Ельциным в марте.

Это дало повод отставному генералу Филатову опубликовать в газете «День» призыв к русскому　народу, «который должен поступить с президентом, как поступил египетский народ с изменником Анваром Садатом». То есть расстрелять президента в упор из автоматов, забросав предварительно гранатами.

Это дало повод депутату Илье Константинову с трибуны съезда возглавляемого им Фронта Национального Спасения объявить о начале «народно-освободительной войны против оккупационного режима Ельцина». А самого Ельцина публично вздернуть на Красной площади.