Пятилетку в три года! - [27]

Я встал первым – и тапки мои. Ванная с душем в конце коридора – интернатовских особо не баловали. Заспанный «ночнушка» – ночной дежурный – провел меня к удобствам, и я минут пять мок под струями воды, то горячей, то холодной, вспоминая Настю.

Забавно, но меня совершенно не волновал скорый визит в КГБ. Я еще толком не отошел от давешних переживаний, а вот как прогуляешься по лезвию бритвы между тем и этим светом, мигом в мозгах просветлеет. Жизнь и смерть – вот главное. Так чего переживать, коли жив-здоров?

Позавтракав в шумной компании физиков-математиков, первомайцы чинно спустились во двор. Вайткус поджидал нас и времени на раскачку не дал.

– По машинам!

Пять минут спустя вереница авто, словно кортеж, проследовала к парку Горького. Мы скромненько притулились на массовом поле, где нас уже поджидала стайка журналюг с камерами и микрофонами. Целая вязка кабелей – хвост коробчатой передвижной телестудии «Магнолия» – извивалась по расчищенной от снега площадке.

«Дублерку» Славин стыдливо припрятал в тени передвижки, так что в фокус объективов попали мы одни – выпускники с фронтовиками, старые и малые. Вайткус попытался составить компанию капитану КГБ, но не тут-то было.

– Арсений Ромуальдович, – начал я со зловещим присвистом, – вы организовали?

– Етта… – замешкался Вайткус, слегка бурея. – Да просто знакомый у меня на студии «Юность». Вот я его и… того… привлек.

– Вот и давайте… того… на первый план! Арсений Ромуальдович Вайткус, – торжественно объявил я, – директор Центра НТТМ «Искра» и командор автопробега «Навстречу XXV съезду КПСС»!

Моложавый тележурналист, не по сезону затянутый в кожу, шмыгнул красным носом.

– Арсений Ромуальдович, – со вкусом произнес он, – расскажите телезрителям о деятельности вашего Центра.

Вайткус, с укоризной посматривая в мою сторону, приосанился.

– Наш Центр собрал талантливую молодежь, старшеклассников и студентов, объединенных общей целью – добиться того, чтобы все изделия, выпущенные в Советском Союзе, были признаны лучшими в мире…

Ромуальдыч увлекся, глазастые объективы гуляли по нашим лицам, по машинам, задерживаясь на «ЗИСе». Как по заказу, растаяли залетные тучки, и снова хлынуло солнце, избавляя от противной зябкости. Стали подтягиваться зрители. Уж как они, без сотовых и «вацапок», разносили инфу, не ясно, но вскоре гуляющий народ собрался плотным кордоном, почтительно окружив площадку по периметру.

И тут стали происходить события. Подкатили сразу три огромные, будто бы распластанные машины – два укороченных «утюга» «ЗИЛ-117» с охраной плюс приземистый «советский» «Каддилак» – 114-я модель. Телеоператоры растерялись, не зная, позволено ли им снимать прибытие ОВП. Но на всякий случай запечатлевали тайком – для истории.

Прикрепленные живо исполнили ритуальные маневры, и показался виновник переполоха – министр обороны Устинов. Дмитрий Федорович неторопливо приблизился к Арсению Ромуальдовичу и крепко, с размаху, пожал ему руку.

– Здорово, – прогудел он. – Что ж ты не позвонил, а? Я чисто случайно узнал, что ты здесь, да и когда – за завтраком!

– Етта… – развел Вайткус руками. – Тревожить большого человека…

– И как тебя только Марта твоя терпит, не понимаю, – проворчал Устинов. – Ну, докладывай.

– Слушаюсь, товарищ генерал армии! – ухмыльнулся Ромуальдыч и коварно выхватил меня со второго плана. – Знакомьтесь. Миша Гарин. Он по этим делам… Ну-у… Как минимум полковник!

Министр обороны поправил папаху, отчего в очках поблекли «зайчики».

– Докладывайте, товарищ полковник, – в рокочущем голосе Устинова не слыхать было шутейности, лишь в прищуре глаз угадывались смешливые огоньки.

– Лучше один раз увидеть, товарищ генерал армии, – улыбнулся я, по эстафете подзывая деда Егора со товарищи. Фронтовики несмело приблизились. – Перед вами офицеры, солдаты и сержанты, прошедшие всю войну, от Москвы до Берлина, а кое-кто и японцам жару давал. Вы ничего необычного в них не замечаете?

Министр приглянулся, пожимая плечами.

– Да нет… Здравия желаю, товарищи красноармейцы!

– Здравия желаем… тащ… министр обороны… – отпасовали деды.

– У них нет ног, Дмитрий Федорович, – ровным голосом сообщил я. – Ампутировали выше колена.

Тут Ефимов не сдержался.

– Тридцать лет! – воскликнул он дрожащим голосом. – Тридцать лет сиднем просидел, прям, как тот богатырь, как его… Илья Муромец! А теперь – вот!

Дед Егор сплясал что-то по мотивам «Яблочка».

– Без ног? – не веряще нахмурился Устинов.

Дед Егор молча задрал штанины, и толпа ахнула на тусклый блеск модулей.

– Во! – тоненько крикнул Скоков, двумя пальцами обжимая «ногу» выше колена – штанина собралась в жгут.

– Поразительно… – прогудел министр.

– Это модульные протезы, – сказал я со знанием дела. – И мы хотим, чтобы все наши фронтовики, потерявшие ноги на Великой Отечественной, получили вот такие модульники. Они это заслужили!

Наши захлопали, тут и зрители подключились.

– Я вас очень прошу, Дмитрий Федорович, порадейте за инвалидов! Хватит и одного цеха при авиазаводе, где и титан найдется, и углепластик, и толковые слесари. Понимаю прекрасно – лишние хлопоты, зато к тысячам старых бойцов вернется счастье ходить!