Пятерка - [38]

— Вперед, барабанщик! — воскликнула Берк, взметнув кулак в воздух.

— …и приземлился на какую-то тетку в бассейне, сломал ей спину — на этом их дорога и закончилась. Они распались, и их засосало в трубу. Как воду из ванны. — Терри пожал плечами. — Но в восьмидесятых их музыка стала всплывать отдельными кусками. Собиратели пластинок вздули цены на их записи. Критики, ни разу о них не слышавшие, заинтересовались, и вдруг они оказались на одном уровне с «Procul Harum», «Cream», «The Doors» — ну, такого рода группами. Только почуднее. Кто-то нашел фрагмент любительского цветного фильма, где они давали концерт в Окленде, в шестьдесят восьмом, за пару месяцев до распада… и там Эрик Геросимини играет на белом клавишном инструменте, который никто опознать не может. Не «Вокс», не «Родос», не «Меллотрон». Но самое обидное — что в этом фрагменте нет звука. И я думаю, что он эти клавиши сам из кусочков собрал. Я слышал про этот инструмент — ходил о нем слух среди собирателей пластинок. Ни на одной записи этих клавиш нет, и никаких свидетельств, что они хоть на одном концерте были, кроме как в Окленде. Но у Геросимини было имя для этого инструмента. Он его… точнее, ее называл «Леди Франкенштейн».

— Так, постой, — перебил Джордж. — Если это он и есть, то как ты его нашел?

— В прошлом году разговорились мы с одним моим учеником-пианистом в Епископальном центре. Просто так трепались и стали говорить про прежние группы. Парню всего двадцать, но ретро знает отлично. И спрашивает, слышал ли я про такую группу, а еще и такую… я говорю да, да, и тут он мне выдает, что его дед был техником у гастролирующей группы, на западном побережье в середине — конце шестидесятых, вот откуда у него такой интерес. Потом обрушивает на меня, что дедушка не только техником был, но и волшебные грибы продавал, и хэш, и кислоту, и вообще все — группам, с которыми работал. Этот тип у них был, ну, как доктор Филголд. Вот внучек и говорит, что дедушка в шестьдесят седьмом был на приходе с парнем по имени Нейт Клив, были добрыми приятелями и до сих пор связь держат.

По бензомеру Терри увидел, что надо бы поискать заправку, потому что стрелка держалась чуть-чуть над литерой «Е».

— Нейт Клив играл на басу в «13-th floors», — продолжал Терри. — Это сейчас он доктор Натан Клив, профессор астрономии в университете Флориды. Я этого не знал до последнего времени, но сообразил, что могу начать с Дедушки. Изложил Кливу свое дело, написал, почему это мне так интересно. Он мне ответил, что знает, где живет Эрик Геросимини, но этот человек — анахорет, и посетителей ему не нужно. Интернета у него нет, сотового нет. Наконец он мне сказал, что напишет ему письмо. Бумажное, которое в почтовый ящик кладут. На это ушел не один месяц, но в мае пришло мне вот это. Приглашает меня к себе. Меня! — У него голос перехватило от наплыва чувств. — Парни, для клавишника это как Святой Грааль найти. Один из величайших кислотных исполнителей рока всех времен и народов зовет меня посмотреть на инструмент, который он создал. Это же как… легенда легенд. Вот почему я должен поехать. Вот почему должен увидеть сам.

— О’кей, я понял, — сказал Кочевник. — Но что в ней такого особенного?

— Поет, как голос женщины, — ответил Терри. — И более того. Доктор Клив говорит, что она как кольцо настроения — воспринимает душевное состояние музыканта. Он говорит, что Геросимини как-то встроил в нее жизнь, что тон меняется в зависимости от твоего настроения, от состояния эмоций. Он говорит, что она всех пугает, и в те немногие разы, когда он ее слышал, никакие два человека не могли добиться от нее одинакового звука. И это же ранние технологии, парни. До появления больших синтезаторов. Я хочу это услышать. Только услышать, вот и все.

Наступила тишина. «The Five» должна была давать концерт в «Стейнд-Гласс» в Альбукерке в субботу, девятого августа. Джордж подумал (зная, что Терри тоже уже подумал об этом), что если этот визит к Эрику Геросимини должен будет состояться, то произойдет это на следующий день, в субботу десятого. И тогда молчание нарушила Ариэль:

— Это ведь еще не все, Терри. Для тебя наверняка самое главное — сыграть на ней самому.

Терри кивнул.

— Ага, — ответил он тихо. — Вот это действительно правда. — Он увидел справа у съезда с дороги заправку «Шелл». — Бензин нужен, — сказал он и свернул на пандус. Съезжая с хайвея, он заметил в боковом зеркале, что темно-синий пикап, который много миль держался за ними, тоже свернул. Терри еще раз повернул направо у конца съезда, пикап взял налево и уехал по эстакаде.

— Мне бы поесть чего-нибудь. — Майк потянулся так, что спина хрустнула. Он снял наушники и слышал почти весь рассказ Терри. — Терри, — сказал он, когда «Жестянка» остановилась возле колонки под желтым пластиковым навесом, — с шестьдесят восьмого много воды утекло. Надеюсь, что «Леди Франкенштейн» не превратилась в редкозубую каргу, которая на ужин себе нагудеть не сможет.

Терри не ответил. Он думал о том, что сказал ему доктор Клив в одном из первых телефонных разговоров: «Должен вас предостеречь, что иногда лучше прошлое не трогать. Но если вы действительно хотите, чтобы я ему написал… если