Пятьдесят оттенков Дориана Грея - [42]

Дориан, казалось, был ошеломлен.

– Выставка? – переспросил он. – Ты собираешься выставить портрет?

– Да, – ответила Розмари. (Какой же у него сложный характер!) – Мне придется еще раз покрыть его лаком, но это не займет много времени. Я могу сделать это даже сегодня.

– Нет! – крикнул Дориан и одним прыжком оказался возле кровати, как будто вот-вот должна была взорваться бомба.

– В чем дело? – спросила Розмари. – Ты все время прячешь его за экраном, вряд ли ты им так сильно дорожишь.

Дориан сел на кровать и приложил руку ко лбу, на котором выступили капельки пота.

– Если ты хоть раз попробуешь взглянуть на портрет, клянусь честью, я никогда больше не скажу тебе ни слова, – сказал он. – Я не шучу. Я ничего не буду объяснять, а ты не должна спрашивать. Но запомни – если прикоснешься к этому экрану, между нами все кончено!

Розмари молчала, пытаясь вникнуть в происходящее. Она никогда раньше не видела его таким. Он был бледен от ярости. Он крепко сжимал руки, а его зрачки превратились в два кольца серого пламени. Он весь дрожал.

– Дориан, объяснись! – проговорила Розмари. Она отчетливо поняла теперь, что совсем не знает, кто такой на самом деле Дориан Грей. Почему она была так уверена раньше в том, что он любит ее? Она скомкала простыни и, зарывшись в них лицом, начала тихо всхлипывать. Дориан бросился к ней.

– Бедная моя девочка, – тихо сказал он, обнимая ее. Розмари хотела оттолкнуть его, но он положил ее голову к себе на колени, и она обхватила себя руками. – Месяц назад ты сказала мне, что никогда не будешь выставлять портрет. Ты клялась, что ничто не сможет заставить тебя сделать это. И Хелен ты говорила то же самое.

Розмари разразилась бурными рыданиями, услышав имя своей бывшей подруги.

– Прости, прости, – сказал он, укачивая ее как ребенка. – Я случайно упомянул имя Хелен. Она здесь совершенно ни при чем.

И вдруг ей пришло в голову, что, возможно, портрет не так уж хорош. Никто даже не видел его, кроме нее самой, Хелен, Дориана и ее отца. У каждого из них были причины ей солгать. Что, если Дориан стыдится портрета, а значит, стыдится и ее, своей будущей жены?

– Наверное, он тебе просто не нравится, так? – спросила она его. – Дай мне взглянуть на него. Я хочу знать, действительно ли это лучшая моя работа.

– Тихо, тихо, – говорил Дориан, целуя ее в лоб. Его настроение изменилось. Он снова хотел ее и начал касаться груди, продолжая качать на руках. – Это была лучшая твоя работа… а теперь молчи… как я хотел бы вечно ласкать эту роскошную грудь!

– Была?! – вскрикнула она, и, высвободившись из его рук, чуть не свалилась с кровати. Она стояла обнаженная, скрестив ноги и стараясь прикрыться волосами. – С картиной что-то случилось? Я должна посмотреть!

– Ничего не случилось, – ответил он, протягивая к ней руки, как будто приглашая обратно в постель. В его улыбке сквозило коварство.

«Нельзя сдаваться!» – подумала Розмари, одновременно почувствовав, что желание вязкой каплей стекает по ее бедру.

– Если ничего не случилось, то давай повесим ее над камином, как и собирались! – сказала она.

– Нет! – вскрикнул он и вскочил в ярости. – Мы не будем вешать ее над камином, как какие-нибудь добропорядочные супруги.

Розмари отшатнулась по направлению к двери.

– Не будем? Почему? Почему ты кричишь на меня? Дай мне взглянуть на картину.

Она бросилась вон из комнаты и стремительно побежала по ступенькам. «Прекрасно, пусть лакей увидит меня голой! Пусть они все меня увидят!» – думала она, пробегая через торжественную прихожую, хотя знала, кроме них и дряхлого Виктора, в доме больше никого не было.

Она вбежала в столовую, где в последний раз видела картину. Позади себя она слышала торопливые шаги и вдруг почувствовала, что Дориан схватил ее в охапку. Ее похищает Прекрасный Принц! Она начала брыкаться, пытаясь вырваться из его рук.

– Прекрати! – кричал он. – Перестань!

Она начала задыхаться, и ему пришлось два раза ударить ее по щекам. Ей стало легче, когда она почувствовала удары. Она обмякла у него на руках. Он посадил ее на пол, но продолжал обнимать за плечи.

– Тихо, тихо, – повторял Дориан, он повернул ее себе и, взяв ее руки в свои, поцеловал их. – Ты не должна видеть портрет, – умолял он. – Прошу тебя, не надо. Моя милая девочка, давай вернемся в спальню. Мы будем заниматься любовью, я буду обнимать тебя и целовать каждую частичку твоего ангельского тела.

Его поцелуи и соблазнительный шепот заставили ее трепетать от вожделения. Внизу снова забился пульс, все внутри ее кипело в ожидании прикосновения. Он начал целовать ее шею, лаская грудь и касаясь сосков, пока они не стали твердыми. О, она принадлежала ему, несмотря ни на что! Пусть отведет ее в спальню. Она начала подниматься, но он снова толкнул ее вниз на пышный персидский ковер.

– Прости меня! – сказал он, снова целуя ее в шею. – Вставай, конечно, вставай.

– Нет, все в порядке, – ответила она, радуясь, что мягкий ковер смягчил удар. Какая насмешка! Сейчас она почти хотела, чтобы он своим весом прижал ее к полу. Она чувствовала себя ягненком, который добровольно становится жертвой льва. Но делать то, что лев намеревался с ней сделать вне спальни, казалось ей неправильным. Она в волнении оглянулась. Что, если войдет лакей? – Ты хочешь остаться здесь? – спросила она.