Пятьдесят девственниц - [21]

Я робко возразил ей, что мореходство — наука тонкая и мне куда проще пребывать при метательных машинах, нежели знать, что моя ошибка в вычислениях может обречь всех нас на погибель. Быстрые Глазки же на это только рассмеялась.

— Послушай, Бес, — успокоила она. — Мы ведь плывем целой флотилией. Наше дело держаться вблизи своих кораблей, а не совершать путешествия самим, где от тебя потребовалось бы все твое умение. В парусах же и поворотах наши боцманы понимают лучше тебя, так что тут твое вмешательство не потребно.

Я вынужден был с ней согласиться. К тому же, хотя ни в кормежке, ни в безопасности своей я от новой должности не выигрывал, а все же шкиперу, как и капитану, и, выбранному командой, делильщику провианта, положена была отдельная каюта. А я до невозможности устал ютиться в тесном кубрике.

Команда выбрала меня шкипером тем охотнее, что на должность никто не претендовал. Для безграмотных этих людей сама возможность определять положение судна по светилу казалась неким священнодействием и, узнав, что я таковым умением располагаю, они испытали сильнейшее ко мне уважение. Насчет каюты получилось же следующее: коль скоро, на «Морской Кобылке» их было всего две — судно было небольшое — одну из них Глазки отдала Кривому, в другой же предложила поселиться нам троим, то есть ей, мне и Трине.

Братца своего она предпочла оставить среди остальных, дабы никто не сказал, что она его балует, маленькой же девочке, по ее мнению, в кубрике было не место. Команда порешила, что где и быть девчушке, как не с папашей — то есть со мной — я же со своей стороны дал себе слово ни в коем случае не нарушать клятвы, ибо, если первый раз, когда я поклялся милостью Богов и соблазнился прелестями Трины, мы попали к пиратам, то последний-то раз я поклялся еще и виселицей. Поэтому, выяснив, что кроватей в каюте всего две, я охотно согласился, чтобы мои спутницы спали вместе на одной из них, а мне досталась другая.

Мой милый дружок Трина тоже была в восторге от полученных нами удобств и радовалась тому, что я теперь стал такой важной на корабле персоной. То же, что Быстрые Глазки стала капитаном, воспринималось ею как нечто само собой разумеющееся.

Должен, однако, сказать, что рыжеволосый мой товарищ по плутовству и вольному мореходству испытала в первую же ночь на новом месте некоторые неудобства.

— Трина, маленькая развратница, что ты делаешь? — удивленно спросила она, едва мы заняли свои постели.

— А что? — удивилась моя милая Трина. — Мы со старшей сестренкой все время друг друга трогали перед сном.

— Ты спала в одной постели со своей сестрой? — зардевшись спросила Быстрые Глазки.

— И с младшим братиком, — объяснила девочка. — Мы втроем спали на одной постели.

— И вы все трогали друг друга? — еще больше смутилась Глазки.

— Когда было скучно, — с тем же невинным выражением лица призналась девочка. — Если тебе не нравится, я не буду.

— Ах, не в этом дело! Если хочешь, конечно… Бес В Ребро, не смотри на нас так! — потребовала она, заметив, что беседа эта до крайности меня заинтересовала.

— Послушайте, если вы будете заниматься этим, не нарушите ли вы клятву? — поспешил узнать я. — И потом, видя, чем вы занимаетесь, легко ли мне оставаться в стороне?

— Милостью Богов прошу, — пробормотала Быстрые Глазки, — не мешай нам, мы просто потрогаем друг друга. Может быть поцелуемся.

Я настоятельно посоветовал им вспомнить о виселице, которой мы поклялись, но ничего не помогало. В конце концов, я уснул, готовый в любой момент проснуться с петлей на шее. Но — и вот она справедливость Богов! — ровным счетом ничего не произошло. Боги простили им все эти вздохи, оглаживания и причмокивания.

21

Прошло несколько дней моего шкиперского существования и я, мало помалу, стал задумываться, не лишаю ли себя из-за глупых страхов немалого удовольствия. Где-то день на четвертый, готовясь ко сну, я, как бы между прочим, присел на край постели, где уже устроились спутницы.

— Трина, любовь моя, а во что еще ты играла с братиком и сестрицей? — полюбопытствовал я, осторожно устремив свою ладонь под одеяло.

— Бес В Ребро, перестань, — заволновалась Быстрые Глазки. — Оставь девочку в покое. Ты вечно пытаешься приобщить ее к какому-нибудь разврату.

— Я никогда не занималась развратом, — улыбнулся мой маленький дружок и обернулась к девице-капитану. — Неужели вам с Крикуном никогда не доводилось спать в одной постели?

— Доводилось, конечно, — ответствовала Быстрые Глазки, — особенно, когда мы были совсем детьми.

— И вы никогда не трогали друг друга? — изумилась милая Трина. — Тебе было не интересно, что есть у него, а ему не интересно — что у тебя?

— Попробовал бы он! — рассердилась рыжеволосая.

— И все-таки, что вы еще делали? — полюбопытствовал я, ибо разговор этот изрядно разжег мою похоть.

— Мы с сестрицей никогда не целовали друг друга в то место, куда целуешь меня ты и Быстрые Глазки, — ответствовал невинный ребенок, — но сестрица позволяла себя туда целовать брату.

— Кто из нас развратник, коварная?! — вопросил я как можно суровей уставившись на своего капитана. — Знай же, что я ласкаю ее, как любящий отец свою маленькую дочурку, ты же — как похотливая извращенная женщина. Ибо женщинам более пристало тяготеть к тем органам, что находятся под животом мужчин, нежели к тому, что скрывается меж ног их подруг.