Пятая версия - [2]

Из газетной заметки

…Часы над входом в огромный гулкий зал старого кенигсбергского вокзала показывали, что до прибытия поезда № 29 «Янтарь» еще целых полчаса. День был пасмурным, серым, сырым — таким, каких много в нашем приморском, продутом солеными балтийскими ветрами городе.

Подняв воротник, я бродил вдоль красного фасада бывшего Зюйдбанхофа — Южного вокзала, или, как еще его называли, «главного», в отличие от Нордбанхофа — Северного, или «пляжного», вокзала. Отсюда поезда уходили в Берлин, Варшаву, Эльбинг, Вильнюс и Москву, а с Северного — на Земландский полуостров, в курортные местечки Раушен и Гранц, Нойкурен, Пальмникен.

…В одном из писем в наш поисковый отряд некто Федоров В. С. сообщал, что, будучи военнопленным, он был направлен на «общие работы» в Марауененский военный госпиталь, огромные красные корпуса которого выходят фасадами на бывшую Гросскомтурштрассе. Там он занимался тем, что сжигал отрезанные во время операций руки и ноги в крематории на бывшей Гранцер аллее, а также помогал грузить раненых, которых отправляли из госпиталя на Южный вокзал. Однажды, кажется, в середине января сорок пятого года, когда они перетаскивали раненых солдат из грузовиков в вагоны, он своими собственными глазами видел, как в два последних, с красными крестами на крышах, грузили большие длинные ящики. Стояла охрана. Офицер в черном прорезиненном плаще покрикивал на проходящих мимо людей: «Битте, вег, вег!» — мол, обходите стороной, но мало кто обращал внимания на эти ящики. Весь вокзал был забит женщинами, стариками, безрукими, безногими, уже подлечившимися и теперь демобилизованными солдатами. Они осаждали поезд, со всех сторон слышались крики: «Возьмите! Не оставляйте нас тут! Возьмите хоть детей!..» «Вег, вег!» — уже без всяких «битте» рявкали мордатые, в касках, надвинутых на самые брови, солдаты. Несколько грузовиков с ящиками стояли на площади перед вокзалом рядом с грузовиками, в которых лежали раненые. И таскали ящики в вокзал такие же, как Федоров, пленные красноармейцы. «Браток, не найдется ли курнуть?» — окликнул его высокий, худой, в прожженной шинельке и с грязным полотенцем на шее парень. У Федорова было что «курнуть», и он, раскурив сигаретку и затянувшись несколько раз, протянул ее «братку». Спросил: «Чего грузишь, камрад?» — «Янтарь с замку», — ответил тот, прежде чем солдат, охранявший грузовики, крикнул: «Иван, арбайтен!»

Не исключено, что так оно и было, что в ящиках находился янтарь, но Янтарная ли комната? Ведь в Кенигсберге, в минералогическом музее, была коллекция янтаря, собранного, как утверждает путеводитель, «со всего света», со знаменитой ящерицей в куске янтаря, и мухой, которую когда-то разглядывал великий философ Иммануил Кант, бывший одно время хранителем этой коллекции. Может, именно ее увозили из Кенигсберга, «пристегивая» для безопасности к санитарному поезду?

Из посольства я ответа не дождался, а спустя некоторое время прочитал в «Известиях» краткое сообщение о трагической кончине Георга Штайна. Что он делал ночью в развалинах замка? Кто убил его? Там, где огромные ценности, золото, янтарь, — там опасность, любая Большая Тайна рождает много других тайн. Однако действительно ли Штайн разгадал Тайну Века? Успел ли что-либо о ней сообщить графине Марион Дёнхофф? Или его, Штайна, открытие — в бумагах его архива, и, может быть, совсем скоро станет известно все, что узнал Штайн? Вот-вот к перрону подойдет поезд «Янтарь» и… однако, сколько там? Что я так рано пришел? Еще двадцать минут ждать. И я вновь зашагал по перрону огромного вокзала, под гулкими сводами которого впервые оказался числа пятнадцатого — восемнадцатого апреля — сейчас уж точно не вспомню — сорок пятого года.

…Я был тут с отцом, полковником штаба 11-й гвардейской армии. По приказанию, поступившему из Москвы, из Главного политического управления Красной Армии, при штабе было сформировано несколько специальных поисковых групп, одной из которых и руководил мой отец. Как он рассказывал, ему было поручено отыскать в Восточной Пруссии архив Фромборкского капитула, просьба эта якобы поступила от представителей польского правительства. Что это за архив? Что такое «капитул»? Меня все это мало интересовало. Мне нужно было лишь одно: чтобы отец забрал меня к себе, в свою «спецпоискгруппу», из музыкально-похоронной команды, куда я, воспитанник дивизии, был прикомандирован. Мы мало играли, больше копали, а точнее — закапывали. «А ну, р-ре-бяты, точи лопаты, дивизия в наступление пойдет! — возникает в моей памяти хрипловатый бас нашего командира, тучного, краснолицего старшины Семенова. — А ну, р-ребяты, пр-риготовиться! Второй малый барабан, внимание! Бить резко: та-трата-та-та… понял?» «Второй малый барабан» — это был я, попавший в этот дурацкий, пропахший сырой землей и мертвечиной полувзвод сложным, после ленинградской блокады, путем…

Шум, гам, голос металлический: «Скорый поезд Москва — Калининград „Янтарь“ задерживается прибытием на десять минут…» Этого еще недоставало!

…Отец внял моим мольбам. Взял меня в свою «спецпоискгруппу». В охрану, автоматчиком. И первая поездка, которую мы совершили в поисках неведомого мне архива Фромборкского капитула, была вот сюда, на Зюйдбанхоф. Среди немногочисленных, явно не точных, не проверенных версий была и схожая с версией бывшего военнопленного Владимира Семеновича Федорова: будто бы какие-то загруженные ящиками вагоны застряли на вокзале и на многочисленных путях, прилегающих к нему. Оставив «виллис» на площади, мы — отец, его ординарец Федя Рыбин и Людка Шилова, санинструктор, вошли в огромный, забитый людьми, шумный, как базар, главный зал главного вокзала города.