Пятая профессия - [165]

“Я все-таки уверен в том, что нашей политикой должно стать упрочение теперешнего положения, установление дружественных контактов с другими странами, торговля и устранение наших собственных недостатков, укрепление национальной мощи и постепенное приучение иностранцев к нашему влиянию. Все это необходимо для того, чтобы в конце концов все страны мира узнали благость идеальной уравновешенности и чтобы наше влияние распространилось на земле.”

Шираи в своем стремлении переделать историю был слеп. А вот Акира узрел истину. И сказал Сэвэджу, когда они направлялись к Горному Приюту Шираи: “Мы стараемся учиться у истории, но повернуть ее вспять — невозможно.” Другими словами, думал Сэвэдж — мы движемся вперед. Непрерывно. Стараемся строить на основе прошедшего дня, но день сегодняшний — клин между “тогда” и “скоро” — создает ту самую необходимую разницу и новые факторы, гарантирующие, что “тогда” будет сильно отличаться от “скоро”.

Нам не дано вернуться в прошлое, осознал он с печалью, вспоминая невинную радость детства и ту ночь, в которую застрелился отец. Но что можно сказать о честолюбии, надеждах и в особенности о любви? Неужели они никчемны и обречены на провал? Лишь потому, что настоящее запрограммировано и в одной из своих точек расходится с прошлым… а будущее, по определению — изменение, сдерживаемое непредвиденными обстоятельствами?

Жамэ вю. Де жа вю.

Ложная память. Дезинформация. Месяцами я жил в прошлом, которого не было, — думал он.

Я противостоял настоящему, которое лишь повторяло прошлое. Но с разницей. Да… Сэвэдж сглотнул… Акира мертв. (Боже правый, как же мне его недостает!) Но смерть не была точным повторением моего кошмара. Он был…

Обезглавлен. Да.

И голова его упала на пол и покатилась ко мне и моргнула.

(Как мне его недостает!)

Но прежде чем его тело рухнуло на пол, безжизненные руки вручили мне меч.

Это было не так, как в прошлом! Тогда, быть может, мы все-таки можем повернуть все вспять, изменить, откорректировать то, что находится за нашими спинами.

Но в этом, данном случае прошлое было ложью. Его не существовало. Все оказалось поганой шуточкой, сыгранной с нашей памятью.

Неужели все? Помнишь, что ты читал в той книге, которую тебе дал доктор Сантицо? Память — это не то, что произошло год, месяц или день назад. Это — одна секунда, это то, что бывает, когда прошлое становится настоящим и собирается стать будущим. Я закован, пойман в разуме, в мгновенных ощущениях. Прошлое невозможно доказать. Будущее — загадка. Сейчас я существую вечно. До самой своей смерти.

Так что насчет надежды и любви? Что насчет Рэйчел? Что насчет…

Завтра? Неужели мои мечты рассыпятся в прах, надежды умрут, а любовь испортится?

Не думаю.

Потому что Рэйчел знает правду. И о ней она мне довольно часто твердила.

Авраам верил.

По причине абсурдности самой веры.

Альтернатива неприемлема. Пока я действую по доброй воле…

— …и знаю, что будут боль и страдания…

…и пока я стремлюсь вперед…

…по доброй воле…

…несмотря на страдания…

…несмотря на боль…

…с божьей помощью…

…по причине абсурдности веры…

…я не стану заложником судьбы…

Запутанная ложь

1

Кошмар Сэвэджа удвоился, стал омерзительной двойной экспозицией. Акира был убит не единожды, но дважды. Как и Камичи. Распростертый в луже крови, смотря на изуродованное лицо и печальные, наполненные слезами, глаза, Сэвэдж увидел, как они моргнули, и, заорав, рванулся вверх.

Его подвели руки. Он почувствовал, как другие руки удержали тело на месте. А успокаивающий голос начал тихо что-то говорить. На мгновение Сэвэдж решил, что находится в филадельфийском отеле, где его успокаивал Акира. Но надежда тут же сменилась страхом, потому что Сэвэдж отупело понял, что если он находится в Филадельфии, то, значит, решающей схватки с Шираи еще не было. Настоящее стало прошлым, и ужасу будущего было суждено продлиться.

Эта мрачная мысль заставила Сэвэджа застонать. Заботливые руки и успокаивающий голос продолжали свое нелегкое дело. И тут Сэвэдж понял, что голос принадлежал Рэйчел, что он, обмякнув, сидит на футоне, что повязки опоясываю череп, что правая рука закована в гипс, а грудную клетку стягивает эластичный бинт. И содрогнулся, вспомнив больницу Хэррисбурга, в которой никогда не был, скованное гипсом тело и несуществующего врача-блондина.

— Тебе нельзя возбуждаться, — говорила ему Рэйчел. — Не двигайся. Не пытайся вставать. — Она мягко уложила его обратно на футон. — Отдыхай. — Она наклонилась и поцеловала его в заросшую жесткой щетиной щеку. — Ты в безопасности. Я ведь обещала, что буду тебя защищать. Так что — успокойся. И спи.

Когда туман в мозгу Сэвэджа начал рассеиваться, он понял весь комизм новой ситуации: Рэйчел защищает его. И, несмотря на смятение, едва не улыбнулся. Но в голову будто кол вогнали, и, почувствовав оглушающую боль, Сэвэдж закрыл глаза.

— Где я?

— У Таро, — ответила Рэйчел. Сэвэдж удивленно взглянул на нее. Попытался сказать:

— Но каким образом?..

— Тебя принесли сюда те, двое мотоциклистов.

— Я все-таки не… Как?..

— Они сказали, что должны ждать — по крайней мере так вы им приказали, когда пошли на разведку.

Несмотря на боль в голове, Сэвэдж кивнул.