Пятая авеню, дом один - [19]

— Пол, что мне взять? — спросила она утром.

— Господи, я не знаю, — отмахнулся супруг, спешно собираясь, чтобы выйти из гостиницы ровно в семь. Сидя на краешке подушки, он натягивал шелковые носки и итальянские туфли. Раньше Пол никогда не носил дорогую обувь — правда, до переезда в Нью-Йорк в этом не было необходимости: в Вашингтоне Райс ходил в кожаных кроссовках Adidas.

— Новые? — поинтересовалась Аннализа, имея в виду туфли.

— Ну, это как посмотреть, — ответил Пол. — Что значит новые? Проносил полгода или купил вчера? На этот вопрос можно ответить, лишь хорошо зная того, кто спрашивает.

Аннализа рассмеялась:

— Пол, ну ты правда должен мне помочь! Мы же едем к твоим друзьям!

— К партнерам, — поправил Пол. — Да какая разница? Ты все равно будешь там самой красивой.

— Это Хэмптонс, там свой дресс-код.

— Ну, позвони жене Сэнди, Конни.

— Но я ее не знаю, — возразила Аннализа.

— Как это не знаешь? Она ведь жена Сэнди!

— Ох, Пол, — вздохнула Аннализа. Так не принято, подумала она, но решила не объяснять — Пол все равно не поймет.

Муж наклонился над кроватью поцеловать Аннализу на прощание.

— Сегодня смотришь квартиры? — спросил он.

— Я их каждый день смотрю. Думаешь, за пятнадцать миллионов легко найти что-нибудь стоящее?

— Если мало, предложи больше, — великодушно позволил Пол.

— Я люблю тебя, — сказала она ему вслед.

Аннализа почти решилась спросить у риелтора, что носят в Хэмптонс, но, судя по внешности Эммы, ответ вряд ли оказался бы удовлетворительным. Риелторше было за шестьдесят, но тюнинг у нее был наисовременнейший. Брови, в результате подтяжки оказавшиеся на лбу, силиконовые губы, крупные вставные зубы и волосы, грубые и темные у корней и тонкие и светлые на концах, отвлекали Аннализу, но Эмма считалась лучшим риелтором в Верхнем Ист-Сайде.

— Я понимаю, что у вас много денег, — говорила она. — Но мало ли у кого сейчас есть средства. Связи, вот что главное. Какие у вас есть престижные знакомства?

— Президент США подойдет? — спросила Аннализа.

— Он напишет вам рекомендательное письмо? — спросила Эмма, не уловив сарказма.

— Пожалуй, нет, — ответила Аннализа, — учитывая, что я назвала его администрацию недоразумением.

— Не вы одна, — усмехнулась ее собеседница.

— Да, но я сказала это в прямом эфире. Я была постоянной гостьей в «Вашингтонском утре».

— Тогда президент не подойдет.

— Может, Сэнди Брюэр? — поколебавшись, рискнула Аннализа.

— Кто это?

— С ним работает мой муж.

— Но кто он?

— Он управляет фондом, — лаконично сообщила Аннализа. Пол неоднократно внушал ей не распространяться о его работе, объяснив, что у них, в мире хеджевых фондов, есть что-то похожее на тайное братство вроде «Черепов и костей» в Йеле.

— Значит, менеджер хеджевого фонда, — безошибочно угадала Эмма. — Никто не знает, кто эти люди, и не рвется водить с ними компанию. Нет, это не подойдет. — Эмма смерила Аннализу взглядом: — Но дело не только в вашем супруге. Вашу кандидатуру тоже должен одобрить домовый комитет.

— Я юрист, — ответила Аннализа. — Вряд ли это вызовет у кого-то возражения.

— А специализация?

— Коллективные иски и прочее.

— Тогда возражения точно будут, — заверила Эмма. — Разве вы не навязываете адвокатские услуги пострадавшим от несчастных случаев? — Она покачала головой. — Давайте подберем вам особняк, тогда никакой комитет не помешает.

Утром того дня, когда Аннализа и Пол уезжали в Хэмптонс, Эмма показала заказчице три таунхауса. В одном царил жуткий беспорядок, пахло молоком и грязными пеленками, повсюду валялись игрушки. Во втором доме их встретила женщина лет тридцати, державшая на руках непоседливого мальчика лет двух.

— Великолепный дом, — нахваливала хозяйка.

— Почему тогда продаете? — не удержалась от вопроса Аннализа.

— Мы переезжаем в деревню, у нас там коттедж, уже заканчивают большую пристройку. Детям лучше расти на свежем воздухе, не правда ли?

Третий дом оказался больше и не таким дорогим. Загвоздка была в том, что он был разделен на квартиры, большинство которых были заняты жильцами.

— Жильцов придется выставить. Обычно это не проблема — дадите им по пятьдесят тысяч наличными, и они живо соберут вещи, — учила Эмма.

— И куда они денутся? — спросила Аннализа.

— Найдут где-нибудь хорошую чистую «однушку», — пожала плечами Эмма. — Или переедут во Флориду.

— Выгонять людей из дома как-то не по-человечески, — замялась Аннализа. — Это противоречит моим моральным принципам.

— Не можете же вы остановить прогресс! — возразила Эмма.

В тот день поиски жилья так и не увенчались успехом. Райсам предстояло остаться в «Уолдорф-Астории» на неопределенный срок.

Аннализа позвонила мужу:

— Ничего подходящего. Может, нам пока снять жилье?

— И переезжать дважды? Это эргономически невыгодно.

— Пол, я с ума сойду, если мы останемся в отеле еще хоть на день. От общества Эммы я скоро чокнусь. Ее лицо меня пугает.

— Давай возьмем больший номер. Вещи перенесут горничные.

— Дорого, — вздохнула Аннализа.

— Ну и что? Я тебя люблю, — сказал Пол.

Аннализа спустилась вниз, в оживленный вестибюль. Приезжая в Нью-Йорк по делам, она всегда останавливалась тут. Отель казался ей роскошным — великолепные лестницы, бронзовые украшения, дорогие произведения искусства за сверкающим стеклом. «Уолдорф-Астория» — идеальное место для туристов и живущих в пригородах деловых людей, но этот отель как артистка кабаре: перья, глянец — залюбуешься, если не присматриваться. Поселившись здесь, Аннализа, сидя без дела, начала замечать вытертые ковры, грязноватый хрусталь люстр и дешевую синтетику, из которой сшита форменная одежда служащих.