Пять сотых градуса ниже абсолютного нуля - [2]

Он бежал, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть, как родной его город становится вдруг неузнаваемо чужим, открывая его глазам то неведомую площадь с подземными переходами (о которых все в городе только мечтали!), то ансамбли зданий удивительной архитектуры, то фонтаны с цветниками, оказавшиеся здесь волею какого-то необъяснимого чуда.

Свернув за угол, мальчик вскрикнул от радости — он увидел свой дом! Он узнал бы его среди тысяч подобных домов по тем неуловимым признакам, которые, если и захочешь, не опишешь и которые впитываются в человеческую душу с годами. А Ефим как-никак прожил в этом доме все свои пятнадцать лет. Вон из того подъезда мать вывозила его в детской коляске, выводила за руку в садик, провожала в школу…

Здесь спасение!

Подле отца и матери он избавится от одуряющего страха перед неведомым и необъяснимым, похожим на нелепый сон, на горячечный бред.

Поддернув как можно выше проклятые спадающие брюки, которые тоже оказались на нем самым необъяснимым образом, Ефим взбежал по знакомой лестнице на четвертый этаж. Вот она родная спасительная дверь! Мальчик протянул руку к кнопке звонка… и отдернул ее, словно уколол палец об иголку.

Кнопка была не та!

Вместо привычной беленькой и кругленькой, уже пожелтевшей от времени, на стене поблескивала вызывающе чужая зеленая кнопка прямоугольной формы. Нет, ошибки не было. И номер квартиры, и порыжевшая от прикосновения рук никелированная ручка, и замочная скважина, и многие другие приметы не могли обмануть Ефима.

Он заставил себя нажать кнопку.

Он страстно желал, чтобы ожидание не обмануло его, чтобы в дверях показалась мать или отец, оба рассерженные его поздним приходом. Ему всегда влетало, когда он приходил не вовремя.

Дверь распахнулась и в ней показалась незнакомая молодая женщина в длинном голубом халате, заспанная и недовольная.

— Кого тебе, мальчик? — придерживая одной рукой полы халата, а другой прикрывая невольный зевок, спросила она. И не получив ответа от взирающего на нее с ужасом Ефима, повторила вопрос.

Мальчику показалось, что кто-то третий закричал с отчаянием в голосе:

— Но в этой же квартире живут Ошкановы!!

Женщина пожала плечами.

— Здесь живут Сычевы, — нетерпеливо переступая с ноги на ногу, возразила она. — Должно быть, ты перепутал адрес. Тебе какой дом нужен?

Ефим, волоча ноги, направился к лестнице. Необъяснимость происходящего окончательно придавила его.

— Мальчик, послушай! — окликнула его женщина.

Он не оглянулся. Ему стало так плохо, как еще не случалось ни разу в жизни. Остатки его мальчишеского мужества окончательно покинули его, он с трудом удерживался, чтобы не опуститься на ступеньки и не завыть во весь голос.

На ватных, едва держащих его ногах Ефим добрался до скамейки под тополями. Отчаяние уступило место полной апатии, покорности судьбе. Пусть будет, что будет…

Съежившись, вобрав голову в воротник чьего-то чужого пиджака, он закрыл глаза и застыл в неподвижности. Задремал было, но тут же вздрогнул и очнулся — ему почудилось, будто рядом присела та пожилая женщина, которую он видел на аллее у института. Он вспомнил, с каким суеверным ужасом встретила она его появление. Странная мысль пришла ему в голову: было что-то родственное в их страхах, в их одиночестве среди ночи и внезапно изменившегося города. Глупости, пожалуй. Однако видение искаженного ужасом женского лица назойливо маячило в его воображении.

3

Взошло солнце, и город начал просыпаться. Из дома (из его дома!) выходили совсем незнакомые люди, спешили на работу. Никто не окликнул, не признал Ефима. Если мальчик и привлекал внимание прохожих, так только своим нелепым костюмом.

— Мальчик, ты?!

Перед ним остановилась та самая молодая женщина, которая открывала ему двери его квартиры. Теперь она была одета в модные коричневые брюки с золотой вязью по шву, коротенькую ярко-желтую кофточку-безрукавку, лаковые белые босоножки. Ее кругленькое лицо дышало свежестью — видно, женщина только что вышла из-под холодного душа. Губы маленького и тоже кругленького рта она все собирала трубочкой. Коротко подстриженные и крашенные под медь волосы образовывали на голове хаос морских волн.

Видно, женщина шла на работу, потому что в руке держала папку с бумагами.

— Послушай, — присматриваясь к мальчику, решительно произнесла она, — пойдем-ка, дружок, в дом и разберемся в наших делах. Я вижу, ты попал в историю и тебе нужна помощь. А я великий мастер разгадывать чужие тайны. Ночью-то я со сна, дуреха, не разглядела, как тебе худо приходится. Ты, пожалуйста, прости меня — засоню. Идем, идем, я уж теперь от тебя ни в какую не отстану.

В ее нарочито строгом голосе звучало искреннее участие, та доброта, в которой Ефим сейчас более всего нуждался. И когда женщина решительно взяла его за руку, он безропотно последовал за ней.

— Меня зовут Ксенией Марковной, — сказала женщина, открывая двери и пропуская Ефима вперед. — Мы живем здесь вдвоем с мужем. Но он сейчас в отпуске и отправился лазать по своим ужасным пещерам. Ты знаешь, что такое спелеолог? Это мое несчастье. Каждую ночь мне снится, что он застрял там, в своих лазах… Да ты проходи в комнату, будь как дома. А я позвоню на работу, чтобы меня не ждали.