Пять президентов - [29]

Минут через пять он вернулся с Луизой.

— Извините за беспокойство, — никто не ожидал от Гарда такого изысканно благородного полупоклона, — я хотел бы задать вам вопрос: вы первой обнаружили записку, оставленную профессором Чвизом?

— Да, я.

— И это вы передали ее в секретный отдел института?

— Да, я.

— Когда вы в последний раз видели Чвиза?

— Это было в пятницу, часов в пять. Потом профессор отпустил меня…

— В это время он не выходил из лаборатории?

— Не помню… Как будто нет… Нет, не выходил.

— Вы работали на установке?

— Да.

— В какое время вы включали установку?

— Я же говорила: около пяти часов.

— Не позднее?

— Нет, ведь я ушла, когда еще не было шести.

— И когда вы вернулись?

— Что?

— Когда вы снова пришли в лабораторию и увидели записку?

— Утром в понедельник…

Глава 6 Тридцать роковых минут

— В понедельник… — задумчиво повторил Гард, не испытывая удовольствия ни от вопроса, который он задал, ни от полученного ответа, поскольку вообще терпеть не мог так называемых дежурных слов, не продвигающих следствие хотя бы на дюйм вперед. Но, повинуясь своей старой привычке, он вскинул голову и строго посмотрел на Луизу: — Итак, вы говорите, в понедельник? В котором же часу?

— В девять тридцать утра, — коротко ответила Луиза и с нескрываемым любопытством посмотрела на Гарда.

Он был одет в темно-серый костюм свободного английского покроя, какой обычно носят клерки из отдела мелких ссуд, причем одна пуговица на левом рукаве пиджака могла вот-вот оторваться. Это обстоятельство не ускользнуло от внимательного взгляда Луизы и позволило ей вслух, причем в довольно милых выражениях, сказать Гарду о том, что, если бы она была его женой, он: никогда не терял бы пуговиц, не говоря уже о том, что не носил бы полосатые галстуки, которые Луиза считала консервативными.

Гард в некотором замешательстве выслушал эту тираду, и ему понадобилось усилие, чтобы выжать из себя слова, более свойственные инспектору полиции, нежели джентльмену, ведущему светскую беседу.

— Я вынужден прервать вас, — сказал Гард, — поскольку меня больше интересует, какое впечатление произвел на вас профессор Чвиз, когда вы его видели в последний раз…

Луиза мгновенно прикусила язык и, подняв глаза кверху, припомнила свой последний разговор с Чвизом.

— Профессор показался мне несколько странным, — сказала она, — так как прежде он никогда не интересовался ни моим прошлым, ни будущим, а тут вдруг задал мне нелепый вопрос, замужем ли я. Кроме того, он задержал меня в лаборатории после работы, а это у нас не принято, хотя отлично знал, что я тороплюсь, и разрешил мне уйти лишь в половине шестого, а если говорить точнее, то в семнадцать двадцать пять вечера.

— У вас прекрасная память, — сказал Гард.

— В тот день я следила за часами, так как имела кое-какие планы на вечер.

— А вы действительно замужем? — неожиданно для самого себя спросил Гард и тут же подумал, что если бы его бывший учитель и шеф, ныне покойный Альфред-дав-Купер, узнал о таком вопросе, то наверняка сказал бы: «Стареешь, Гард, стареешь».

Луиза быстро оглянулась на Миллера и Кербера.

— Простите, инспектор, — сказала она, чуть-чуть помедлив, — но, может быть, вы позволите мне пришить вам пуговицу?

При этих словах оба ученых, как по команде, посмотрели на пуговицу Гарда, как будто от нее зависел дальнейший ход следствия. Вероятно, они прислушивались к разговору, и Гард решил пощадить Луизу. Чутьем опытного сыщика он понял, что невзначай приподнял покрывало с какой-то скорее всего маленькой личной тайны Луизы, которую он из чисто профессиональных соображений обязан был теперь открыть для себя — да простит его Альфред-дав-Купер! — хотя пятью минутами раньше у него и в мыслях не было затягивать так долго допрос лаборантки.

И Гард, улыбнувшись Луизе своей знаменитой «гардовской» улыбкой, на которую, кроме него, больше никто не был способен во всем полицейском управлении, галантным жестом предложил ей пройти в соседнюю с лабораторией комнату.

В этой комнате обычно переодевался Чвиз, мыл руки и готовился к опыту. Там стояло всего одно кресло, высокое и старомодное, как трон, и Гард предложил его Луизе. Сам он присел на край низкого журнального столика, удивительно нелепого в сочетании с этим древним креслом, и его глаза оказались почти на уровне рук Луизы, положенных на колени. Руки чуть-чуть дрожали, но Луиза сохраняла на лице спокойное выражение и, как заметил Гард, даже успела мельком взглянуть на себя в круглое зеркало, прикрепленное над умывальником. В комнату заглянул кто-то из помощников Гарда, но инспектор попросил оставить его на время в покое.

— Итак, я вас слушаю.

— Что? — спросила Луиза.

— Кто ваш муж?

Гард умел быть настойчивым, он знал за собой это качество и хотел, чтобы Луиза это поняла. Она еле заметным движением руки, на которое способны только женщины, что-то поправила в своей прическе.

— Питер, — произнесла она кротко и таким тоном, как будто Гард не позднее как вчера вечером ужинал вместе с этим Питером в «Лармене», а сегодня с утра уже успел сыграть с ним партию в гольф.

— Кто он и где сейчас?

Луиза кокетливо подняла бровь.

— Я обязана отвечать?