Пять минут прощания - [2]

Шрифт
Интервал

– Теперь это ожерелье стоит сорок, а может, и пятьдесят тысяч, – говорила Форестье, обнимая Матильду. – Это твои деньги, моя бедняжка, твои!

Ювелир пожевал губами и отложил увеличительное стекло.

– Пятьсот франков, мадам, – сказал он.

– Как? – вскрикнули Форестье и Матильда.

– Неплохая подделка. Где и когда вы это купили? В марте 1874 года? В Пале-Рояле, у Флавиани? О, мадам! Вы разве не читали газеты? Это была афера десятилетия! Этот Флавиани продавал подделки. Осрамил наше сословие! Сейчас он на каторге, слава создателю…

– Пятьсот франков все равно твои, – сказала Форестье.

– Спасибо, – Матильда взяла деньги и быстро пошла по улице.

Вечером, когда ее муж пришел со службы, его ждал роскошный ужин – половина зайца, грушевый пирог и бутылка хорошего вина.

– В чем дело, Матильда? – удивился он.

– Мне отдали старый долг, – сказала она и протянула ему пачку ассигнаций. – Вот, ты давно хотел купить себе ружье.

не рекомендуется детям и подросткам ГЛЯДЯ НА ЛУЧ ПУРПУРНОГО ЗАКАТА

Вспомнилось в связи с разговорами о торрентах и пиратстве.

Хотя совсем не про то.

Новое зарубежное кино в старые советские времена можно было увидеть только на Московском кинофестивале, раз в два года. Ну и на разных спецпросмотрах.

У меня был товарищ Коля М., ныне покойный, увы. Умер в пятьдесят четыре года. Талантливый художник и вообще одаренный человек. Вот он через каких-то подружек в начале 1970-х получил пропуск на просмотры аж в Госкино СССР. Там новое иностранное кино показывали чуть ли не раз в неделю. По два-три фильма за присест. Ну, он, конечно, не всякий раз туда ходил.

Но примерно раз в месяц он приходил ко мне в гости и говорил, что за отчетный период всего посмотрел шесть фильмов.

Сначала он рассказывал их краткое содержание. Примерно так, как в Декамероне Боккаччо перед каждой новеллой курсивом дается ее конспект.

Рассказывал кратко, но внятно. Тема, идея, действующие лица, характеры, интересные фабульные развороты, особенности режиссуры и общая оценка.

Выслушав краткое содержание шести фильмов, я выбирал, к примеру, два.

И он начинал уже настоящий рассказ.

Пересказ фильма занимал у него минут сорок. А то и час. Это было настоящее представление. Театральное действо. Он описывал интерьеры и пейзажи, он напевал музыку, он развивал сюжет, нагнетал эмоции голосом и жестами, и главное – он изображал героев, он по-настоящему играл за них! Он даже вскакивал с места и бегал по комнате, если надо было.

У меня было полное впечатление, что я посмотрел отличный фильм. Именно посмотрел, своими глазами.

Я даже, бывало, сам рассказывал об этих фильмах друзьям.

– Где смотрел? – завистливо спрашивали они.

– Да так, был случай, – уклончиво отвечал я.

Лет шесть назад я впервые смотрел Диллинджер мертв Марко Феррери. С первых же кадров я понял, что этот фильм уже видел. Точно видел. Давно видел. Но где, когда? Потом, в самом конце, когда яхта уплывает, когда ее по-детски разрисованные паруса тают в золотом небе, я вспомнил – Коля мне его пересказывал.

бульварное кольцо СОН ПРО ИСЛАНДИЮ

Серое свежее утро. Бульвар – то ли Страстной, то ли Петровский. Женщины в оранжевых жилетах собирают ветки и остатки старых листьев, складывают в кучи и поджигают.

Теперь так не делают. Теперь ветки и листья запихивают в большие пластиковые пакеты, черные или голубые.

То есть сон – из ранешних времен. Чуть ли не из шестидесятых.

Впрочем, и тогда эти ветки-листья бросали в кузова грузовиков.

Значит, это прилипло из дачной жизни.

На даче мы весной жгли старые ветки и листву.

Раньше жгли.

Теперь стали складывать их в мешки и отвозить на помойку.

Однако приснилось именно так.

Бульвар, женщины сгребают листья и ветки в кучи, поджигают их.

Одна такая куча веток горит светлым веселым пламенем.

Вдруг сбоку подбегает женщина. Молодая. Но сказочно уродливая и оборванная, пьяная, грязная и побитая. В руках у нее ведро с какой-то поганой жижей.

Она выплескивает его в костер.

В небо поднимается столб черного вонючего дыма.

Все кричат:

– Вы что?!

Я тоже кричу:

– Вы что?!

А она – с восторгом, с негодованием, с презрением, зная, что ей за это ничего не будет, отчетливо выговаривая каждую букву – заорала:

– Эйафьятлайокудль!

sub specie aeternitatis НЕЗЫБЛЕМОСТЬ

Вчера оказался на Покровке, около дома 29, где прожил пять лет, с 1952-го по 1956-й. А может быть, с 1951-го; уже не у кого спросить, уточнить.

Подъезд наш выходил на улицу, а квартира была – когда-то давным-давно была – самая что ни на есть роскошная: единственная в бельэтаже. Входишь в парадный подъезд, поднимаешься один марш по пологой каменной лестнице – и на просторной площадке прямо на тебя смотрит двустворчатая, тоже очень парадная дверь в квартиру.

Правда, утыканная звонками с фамилиями жильцов и увешанная почтовыми ящиками. На ящики, по тогдашней привычке, были наклеены названия журналов и газет. Чтоб облегчить задачу почтальону. То есть это была классическая московская коммуналка, я о ней уже рассказывал.

Хотелось, конечно, посмотреть хотя бы на эту дверь.

Но подъезд был закрыт на кодовый замок, разумеется.

Я подумал, что эту квартиру, да и все квартиры в этом доме, давно уже переделали обратно в великолепные апартаменты. Так случилось во многих домах в округе – и в Армянском переулке, и в Кривоколенном; в общем, я решил, что и здесь так же. И в темноватой двухоконной комнате моей бабушки теперь чья-то спальня. Или библиотека-гостиная-курительная.


Еще от автора Денис Викторович Драгунский
Москва: место встречи

Миуссы Людмилы Улицкой и Ольги Трифоновой, Ленгоры Дмитрия Быкова, ВДНХ Дмитрия Глуховского, «тучерез» в Гнездниковском переулке Марины Москвиной, Матвеевское (оно же Ближняя дача) Александра Архангельского, Рождественка Андрея Макаревича, Ордынка Сергея Шаргунова… У каждого своя история и своя Москва, но на пересечении узких переулков и шумных проспектов так легко найти место встречи!Все тексты написаны специально для этой книги.Книга иллюстрирована московскими акварелями Алёны Дергилёвой.


Дело принципа

Денис Драгунский не раз отмечал, что его любимая форма – короткие рассказы, ну или, как компромисс, маленькая повесть. И вдруг – большой роман, да какой! Поместье на окраине Империи, юная наследница старого дворянского рода, которая своим экстравагантным поведением держит в страхе всю родню, молодые заговорщики, подброшенные деньги, револьвер под блузкой, роскошные апартаменты, дешевая квартирка на окраине, итальянский князь, русский учитель, погони, скандалы, умные разговоры – и постоянная изнурительная ложь, пронизывающая судьбы и умы Европы накануне Первой мировой войны.


Фабрика прозы: записки наладчика

«Фабрика прозы: записки наладчика» – остроумные и ироничные заметки Дениса Драгунского последних лет. Вроде бы речь о литературе и писательских секретах. Но кланяться бородатым классикам не придется. Оказывается, литература и есть сама жизнь. Сколько вокруг нее историй, любовных сюжетов, парадоксов, трагедий, уморительных эпизодов! Из всего этого она и рождается. Иногда прекрасная. Иногда нет. Как и почему – наблюдаем вместе с автором.


Богач и его актер

В новом романе Дениса Драгунского «Богач и его актер» герой, как в волшебной сказке, в обмен на славу и деньги отдает… себя, свою личность. Очень богатый человек решает снять грандиозный фильм, где главное действующее лицо — он сам. Условия обозначены, талантливый исполнитель выбран. Артист так глубоко погружается в судьбу миллиардера, во все перипетии его жизни, тяжелые семейные драмы, что буквально становится им, вплоть до внешнего сходства — их начинают путать. Но съемки заканчиваются, фестивальный шум утихает, и звезда-оскароносец остается тем, кем был, — бедным актером.


Автопортрет неизвестного

Денис Драгунский – прозаик, журналист, известный блогер. Автор романов «Архитектор и монах», «Дело принципа» и множества коротких рассказов. «Автопортрет неизвестного» – новый роман Дениса Драгунского. Когда-то в огромной квартире сталинского дома жил академик, потом художник, потом министр, потом его сын – ученый, начальник секретной лаборатории. Теперь эту квартиру купил крупный финансист. Его молодая жена, женщина с амбициями, решила написать роман обо всех этих людях. В сплетении судеб и событий разворачиваются таинственные истории о творчестве и шпионаже, об изменах и незаконных детях, об исчезновениях и возвращениях, и о силе художественного вымысла, который иногда побеждает реальность.


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Рекомендуем почитать
Книга рыб Гоулда. Роман в двенадцати рыбах

Безработный тасманиец находит в лавке старьёвщика удивительную книгу, которая переносит его в девятнадцатый век, в жестокую и фантастическую реальность островного каторжного поселения Сара-Айленд у берегов Земли Ван-Димена (ныне Тасмании)."Никто в целом свете, кроме меня, не мог увидеть и засвидетельствовать свершившееся чудо, когда весь огромный мир уменьшился до размеров тёмного угла в лавке старьёвщика и вечность свелась к тому мигу, в который я впервые смахнул сухой ил с обложки диковинной книги"Ричард Фланаган (р.


У каждого в шкафу

20 лет назад страшная трагедия вызвала необратимую реакцию разложения. Сложное вещество компании распалось на простые вещества — троих напуганных живых мальчиков и двух живых девочек, и одну мертвую, не успевшую испугаться. Спустя много лет они решают открыть дверь в прошлое, побродить по его узким коридорам и разъяснить тайну гибели третьей девочки — ведь это их общая тайна.


Грёзы о сне и яви

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Ненастной ночью

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Щастье

Будущее до неузнаваемости изменило лицо Петербурга и окрестностей. Городские районы, подобно полисам греческой древности, разобщены и автономны. Глубокая вражда и высокие заборы разделяют богатых и бедных, обывателей и анархистов, жителей соседних кварталов и рабочих разных заводов. Опасным приключением становится поездка из одного края города в другой. В эту авантюру пускается главный герой романа, носитель сверхъестественных способностей.


Любовь под дождем

Роман «Любовь под дождем» впервые увидел свет в 1973 году.Действие романа «Любовь под дождем» происходит в конце 60-х — начале 70-х годов, в тяжелое для Египта военное время. В тот период, несмотря на объявленное после июньской войны перемирие, в зоне Суэцкого канала то и дело происходили перестрелки между египетскими и израильскими войсками. Египет подвергался жестоким налетам вражеской авиации, его прифронтовые города, покинутые жителями, лежали в развалинах. Хотя в романе нет описания боевых действий, он весь проникнут грозовой, тревожной военной атмосферой.Роман ставит моральные и этические проблемы — верности и долга, любви и измены, — вытекающие из взаимоотношений героев, но его основная внутренняя задача — показать, как относятся различные слои египетского общества к войне, к своим обязанностям перед родиной в час тяжелых испытаний, выпавших на ее долю.